Витгенштейн). От «Логико-философского трактата» к «Философским исследованиям» (Л. Витгенштейн) Неважно, как осуществляется дескрипция Пропозиции

Логико-философский трактат

П Р Е Д И С Л О В И Е

Эту книгу, пожалуй, поймет лишь тот, кто уже сам продумывал мысли, выраженные в ней, или весьма похожие. Следовательно, эта книга – не учебник. Ее цель будет достигнута, если хотя бы одному из тех, кто прочтет ее с пониманием, она доставит удовольствие. Книга излагает философские проблемы и показывает, как я полагаю, что постановка этих проблем основывается па неправильном понимании логики нашего языка. Весь смысл книги можно выразить приблизительно в следующих сливах: то, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно, а о чем невозможно говорить, о том следует молчать. Следовательно, книга хочет поставить границу мышлению, или скорее не мышлению, а выражению мыслей, так как для того, чтобы поставить границу мышлению, мы должны были бы мыслить обе стороны этой границы (следовательно, мы должны были бы быть способными мыслить то, что не может быть мыслимо). Эту границу можно поэтому установить только в языке, и все, что лежит по ту сторону границы, будет просто бессмыслицей. Я не хочу судить о том, в какой мере мои усилия совпадают с усилиями других философов. Ведь написанное мною не претендует на новизну деталей, и я потому не указываю никаких источников, что мне совершенно безразлично, думал ли до меня кто-либо другой о том, о чем думал я. Хочу только упомянуть выдающиеся работы Фреге и моего друга Бертрана Рассела, которые в значительной степени стимулировали мои мысли. Если эта работа имеет какое-либо значение, то оно заключается в двух положениях. Bo-пepвыx, в том, что в ней выражены мысли, и это значение тем больше, чем лучше они выражены. Тем скорее они попадают в самую точку. Я, конечно, сознаю, что использовал далеко не все возможности просто потому, что мои силы слишком малы для этой задачи. Другие могут взяться за нее и сделать это лучше. Напротив, истинность изложенных здесь мыслей кажется мне неопровержимой и окончательной. Следовательно, я держусь того мнения, что поставленные проблемы в основном окончательно решены. И если я в этом не ошибаюсь, то значение этой работы заключается, во-вторых, в том, что она показывает, как мало дает решение этих проблем.

1. Мир есть все то, что имеет место.

1. 1. Мир есть совокупность фактов, а не вещей.

1. 11. Мир определен фактами и тем, что это все факты.

1. 12. Потому что совокупность всех фактов определяет как все то, что имеет место, так и все то, что не имеет места.

1. 13. Факты в логическом пространстве суть мир.

1. 2. Мир распадается на факты.

1. 21. Любой факт может иметь- место или не иметь места, а все остальное останется тем же самым.

2. То, что имеет место, что является фактом, – это существование атомарных фактов.

2. 01. Атомарный факт есть соединение объектов (вещей, предметов).

2. 011. Для предмета существенно то, что он может быть составной частью атомарного факта.

2. 012. В логике нет ничего случайного: если предмет может входить в атомарный факт, то возможность этого атомарного факта должна предрешаться уже в предмете.

2. 0121. Если бы для предмета, который мог существовать отдельно, сам по себе, впоследствии было бы создано соответствующее ему положение вещей – это выступало бы как случайность. Если предмет может входить в атомарные факты, то эта возможность должна заключаться: в самом предмете. (Нечто логическое не может быть только возможным. Логика трактует каждую возможность, и все возможности суть се факты.) Как мы не можем мыслить вообще пространственные объекты вне пространства или временные вне времени, так мы. не можем мыслить какой-либо объект вне возможности его связи с другими. Если я могу мыслить объект в контексте атомарного факта, я не могу мыслить его вне возможности этого контекста.

2. 0122. Предмет независим, поскольку он может существовать во всех возможных обстоятельствах, но эта форма независимости является формой связи с атомарным фактом, формой зависимости. (Невозможно, чтобы слова выступали двумя различными способами: отдельно и в предложении.)

2. 0123. Если я знаю объект, то я также знаю все возможности его вхождения в атомарные факты. (Каждая такая возможность должна заключаться в природе объекта.) Нельзя впоследствии найти новую возможность.

2. 01231. Чтобы знать объект, я должен знать не внешние, а все его внутренние качества.

2. 0124. Если даны все объекты, то этим самым даны также и все возможные атомарные факты.

2. 013. Каждая вещь существует как бы в пространстве возможных атомарных фактов. Это пространство я могу мыслить пустым, но не могу мыслить предмет без пространства.

2. 0131. Пространственный объект должен находиться в бесконечном пространстве (точка пространства есть аргументное место.) Пятно в поле зрения не должно быть обязательно красным, но оно должно иметь цвет, оно окружено, так сказать, цветным пространством. Тон должен иметь какую-то высоту, объект чувства осязания – какую-то твердость и т. д.

2. 014. Объекты содержат возможность всех положений вещей.

2. 0141. Возможность вхождения объекта в атомарные факты есть его форма.

2. 02. Объект прост.

2. 0201. Каждое высказывание о комплексах может быть разложено на высказывания об их составных частях и на предложения; полностью описывающие эти комплексы.

2. 021. Объекты образуют субстанцию мира. Поэтому они не могут быть составными.

2. 0211. Если бы мир не имел субстанции, то имеет смысл предложение или нет-зависело бы от того, истинно или нет другое предложение.

2. 0212. Тогда было бы невозможно построить образ мира (истинный или ложный).

2. 022. Очевидно, что как бы не отличался воображаемый мир от реального, он должен иметь нечто – некоторую форму – общее с действительным миром.

2. 023. Эта постоянная форма состоит из объектов.

2. 0231. Субстанция мира может определять только форму, а не материальные свойства. Потому что они прежде всего изображаются предложениями – прежде всего образуются конфигурацией объектов.

2. 0232. Между прочим: объекты бесцветны.

2. 0233. Два объекта одинаковой логической формы – помимо их внешних свойств- различаются только тем, что они различны.

2. 02331. Или предмет имеет свойства, которых не имеет ни один другой предмет, – тогда – можно просто выделить его из других посредством описания, а затем на него указать; или же имеется много предметов, все свойства которых являются общими для них, – тогда вообще невозможно указать ли одного из этих предметов. Потому что, если предмет. ничем. не выделяется, то я не могу его выделить, – ведь в этом случае получилось бы, что он выделяется.

2. 024. Субстанция есть то, что существует независимо от того, что имеет место.

2. 025. Она есть форма и содержание.

2. 0251. Пространство, время и цвет (цветность) есть формы объектов.

2. 026. Только если есть объекты, может быть дана постоянная форма мира.

2. 027. Постоянное, существующее и объект – одно и то м{е.

2. 0271. Объект есть постоянное, существующее; конфигурация есть изменяющееся, неустойчивое.

2. 0272. Конфигурация объектов образует атомарный факт.

2. 03. В атомарном факте объекты связаны друг с другом подобно звеньям цепи.

2. 031. В атомарном факте объекты сочетаются определенным образом.

2. 032. Тот способ, каким связываются объекты в атомарном факте, есть структура атомарного факта.

2. 033. Форма есть возможность структуры.

2. 034. Структура факта состоит из структур атомарных фактов.

2. 04. Совокупность всех существующих атомарных фактов есть мир.

2. 05. Совокупность всех существующих атомарных фактов определяет также, какие атомарные факты не существуют.

2. 06. Существование или несуществование атомарных фактов есть действительность. (Существование атомарных фактов мы также называем положительным фактом, несуществование – отрицательным.)

Подлинным духовным отцом неопозитивизма был Л. Витгенштейн (1889-1951). Родился от в Австрии. По образованию инженер. Занимался теорией авиационных двигателей и пропеллеров. Математический аспект этих исследований привлек его внимание к чистой математике и к философии математики. Он познакомился с работами Фреге и Рассела по математической логике. В результате Витгенштейн направился в Кембридж и в 1912-1913 гг. работал с Расселом.

Рассел в своих воспоминаниях рассказывает, что Витгенштейн часто приходил к нему домой по вечерам и, не говоря ни слова, часами ходил перед ним по комнате. Рассел рассказывает также, как Витгенштейн однажды спросил его, считает ли Рассел его способным к философии. Рассел попросил написать ему что-нибудь. Когда Витгенштейн принес ему написанное, то Рассел, прочитав первую фразу, дал утвердительный ответ на его вопрос. Он не сообщает, какая это была фраза. Но возможно, что это было начало «Логико-философского трактата»: «Мир есть все то, что имеет место».

Во время первой мировой войны Витгенштейн служил в австрийской армии и в конце концов попал в плен. В плену он, видимо, и закончил «Логико-философский трактат», опубликованный в Германии в 1921 г., в Англии в 1922, у нас в 1958. После освобождения из плена Витгенштейн работал учителем в школе, имел некоторые контакты со Шликом, посетил Англию. В 1929 г. окончательно переехал в Кембридж. В 1939 г. он сменил Мура на посту профессора философии. Во время второй мировой войны работал в Лондонском госпитале, в 1947 г. вышел в отставку. В 1951 г. умер.

Витгенштейн был своеобразный человек. Увлекался идеями Л.Толстого, пытался жить в соответствии с его учением. Вопросы карьеры, жизненного успеха его не интересовали. Он был человек очень честный и прямой, иногда до резкости. Ходил всегда в рубашке с расстегнутым воротом, мало общался со своими коллегами (никогда не обедал с ними в столовой). Как говорили, он был похож скорее на первосвященника какой-то тайной секты, чем на профессора Кембриджа. В 1935 г. он приезжал в Советский Союз.

Витгенштейн говорил, что не прочь бы остаться работать в Советском Союзе, но приглашения он, к счастью, не получил и уехал обратно.

На возникновение логического позитивизма огромное влияние оказал «Логическо-философский трактат». Т.Хилл в книге «Современные теории познания» говорит, что «"Логико-философский трактат" оказал ни с чем не сравнимое влияние на всю философскую литературу трех последних десятилетий» (24, 466).

Это очень трудная, хотя и небольшая книжечка, написанная в форме афоризмов. Познакомиться хотя бы с отрывками из нее, необходимо. Но это нелегкое дело! В ней, что ни фраза, то в лучшем случае проблема, а в худшем - загадка.

Ибо, как говорит Эйкен: «Витгенштейн - это одна из наиболее противоречивых фигур в новейшей философии» (53, 485). Трактат его полон противоречий. На некоторые указал уже Б.Рассел в «Введении».

Витгенштейн строит прежде всего плюралистическую картину мира. Мир, согласно Витгенштейну, обладает атомарной структурой и состоит из фактов.

«Мир есть все то, что имеет место» (5, 1). «Мир есть совокупность фактов, а не вещей» (5, 1.1). Это значит, что связи изначально присущи миру. Далее следует, что «мир распадается на факты» (4, 1.2).

Обращает на себя внимание то, что понятие «факт» Витгенштейн никак не определяет. Факт - это все то, что случается, что имеет место. Но что же именно имеет место? Витгенштейн не уточняет этого, и неопределенность и неясность остаются в самом фундаменте его философии.

Единственное, что можно сказать о факте, это то, что уже сказал Рассел, а именно, что факт делает предложение истинным . Факт, таким образом, есть нечто, так сказать, вспомогательное по отношению к предложению как к чему-то первичному.

Это значит, что когда мы хотим узнать, истинно ли данное предложение или ложно, мы должны найти тот факт, о котором предложение говорит. Если в мире есть такой факт, предложение истинно, если нет - оно ложно. На этом рассуждении, собственно, строится логический атомизм.

Все как будто ясно. Но тут возникают трудности: «Все люди смертны» - есть такой факт?

«Не существует единорогов» - выходит, что это отрицательный факт, а они не предусмотрены в «Трактате», ибо получается, что факт - это то, что не имеет места.

Но это еще не все. Если говорить о науке, то уже давно установлено, что фактом, или скорее, научным фактом, называется не что попало, то есть далеко не все, что «имеет место». Факт устанавливается в результате отбора и выделения некоторых сторон действительности, отбора целенаправленного, осуществляемого на основе определенных теоретических установок. Факты не валяются на улице, подобно булыжникам или поленьям. Один автор остроумно заметил, что шахматная доска с определенной позицией фигур для шахматиста есть, конечно, некоторый факт. Но вы можете, скажем, пролить кофе на доску и на шахматные фигуры, но вы не можете пролить кофе на факт. Можно лишь сказать, что факт есть нечто, происходящее или имеющее место в человеческом мире, то есть мире, открытом для человека, несущем на себе некую человеческую печать.

Согласно Витгенштейну, факты не зависят друг от друга, и поэтому «любой факт может иметь место или не иметь места, а все остальное останется тем же самым» (5, 1.21). Следовательно, все связи, все отношения между фактами являются чисто внешними.

Нет нужды углубляться в структуру мира, как она изображается Витгенштейном. Стоит лишь отметить, что, как и у Рассела, атомарный факт не есть нечто неделимое.

Но важнее то, что интерес Витгенштейна сосредоточен не столько на мире самом по себе, сколько на языке и на его отношении к миру тех фактов, которые делают предложения истинными. Витгенштейн заявляет, что «мир определен фактами и тем, что это все факты» (5, 1.11). Факты - это все то, о чем говорится в предложениях. С этой точки зрения природа факта безразлична.

Но разве предложения говорят только о фактах? Нет, конечно. Однако, для Витгенштейна характерно именно это допущение . Витгенштейн исходит из этого фундаментального допущения, которое на самом деле является произвольным и не соответствует действительности. Оно только показывает зависимость его картины мира от определенной системы логики.

Каково же отношение предложений к фактам? Согласно Расселу, структура логики, как остова идеального языка, должна быть такой же, как и структура мира. Витгенштейн доводит эту мысль до конца. Он считает, что предложение есть не что иное, как образ , или изображение, или логическая фотография факта. «В предложении должно быть в точности столько различных частей, сколько их есть в положении вещей, которое оно изображает» (5, 4.04).

И каждая часть предложения должна соответствовать части «положения вещей», и они должны находиться в совершенно одинаковом отношении друг к другу.

Согласно Витгенштейну, «в образе и в отображаемом должно быть нечто тождественное, чтобы первый вообще мог быть образом второго» (5, 2.161). Это тождественное и есть структура предложения и факта. Витгенштейн писал: «Грампластинка, музыкальная мысль, партитура, звуковые волны - все это стоит друг к другу в том же внутреннем образном отношении, какое существует между языком и миром. Все они имеют общую логическую структуру. (Как в сказке о двух юношах, их лошадях и их лилиях. Они все в некотором смысле одно и то же)» (5, 4.014).

И далее мы читаем: «Предложение есть образ действительности, потому что я знаю представленное им положение вещей, если я понимаю данное предложение. И я понимаю предложение без того, чтобы мне объяснили его смысл» (5, 4.021). Почему это возможно? Потому что предложение само показывает свой смысл. Предложение показывает, как обстоит дело, если оно истинно. И оно говорит , что дело обстоит так. Понять же предложение - значит, знать, что имеет место, когда оно истинно.

Для того же, «чтобы узнать, истинен или ложен образ, мы должны сравнить его с действительностью». Из образа самого по себе нельзя узнать, истинен он или ложен, ибо нет образа истинного априори. Операция сравнения тем более возможна, что, согласно Витгенштейну, «в предложении должно быть в точности столько различных частей, сколько их есть в положении вещей, которое оно изображает» (5, 4.04).

Эту ситуацию наглядно можно представить себе на примере предложения, нередко фигурирующего в работах неопозитивистов: «Кошка на коврике». Изображение описанного им положения вещей показывает все три элемента предложения: коврик, кошку и ее положение на коврике.

Таково, по Витгенштейну, отношение языка к миру, к действительности. Несомненно, что Витгенштейн предпринял очень интересную попытку проанализировать отношение языка к миру, о котором язык говорит. Ибо вопрос, на который он хотел ответить, это, как получается, что то, что мы говорим о мире, оказывается истинным?

Но эта попытка все же окончилась неудачей. Во-первых, учение об атомарных фактах было совершенно искусственной доктриной, придуманной ad hoc для того, чтобы подвести онтологическую базу под определенную логическую систему. Выше приводились уже соответствующие слова Рассела. А вот, что говорит сам Витгенштейн: «Моя работа продвигалась от основ логики к основам мира» (82, 79).

Во-вторых, признание языкового выражения или предложения непосредственным изображением действительности, ее образом в самом прямом смысле слова, настолько упрощает действительный процесс познания, что никак не может служить его сколько-нибудь адекватным описанием.

Можно было бы рассуждать так: логика и ее язык сформировались под воздействием структуры действительности и отображают ее структуру. Поэтому, зная структуру языка, мы можем от нее спуститься к структуре мира.

Но это было бы возможно, если бы мы имели гарантию того, что логика (в данном случае логика Principia Mathematica) имеет абсолютное значение. Но это не так. Логика «Principia Mathematica» - одна из возможных логических систем, не более того. Логик может быть много, а мир только один. В данном случае это своеобразная аберрация сознания Рассела, который создал эту систему, и Витгенштейна, который ее воспринял.

С нашей обычной точки зрения, проблема познания - это проблема отношения сознания прежде всего к материальной действительности, это - теоретическое отношение субъекта к объекту. Познание, осуществляемое, разумеется, с помощью языка, языковых знаков, есть идеальное воспроизведение объективной реальности, ее воссоздание на понятийном уровне. Знание идеально, хотя оно приобретается, фиксируется и выражается посредством материальных знаков.

У Витгенштейна позиция другая. У него процесс познания, поскольку о нём можно говорить, развертывается на одном уровне, именно, на уровне «нейтрального монизма».

У Витгенштейна мысль и предложение, по сути дела, совпадают, ибо и то и другое есть логический образ факта. В то же время и сам этот образ тоже есть факт наряду с другими. Образ это такой факт, который изображает другой факт.

Вся бесконечно многообразная действительность сводится Витгенштейном к совокупности атомарных фактов, как бы разложенных на одной плоскости. Параллельно ей расположена плоскость, заполненная элементарными предложениями, структура которых в точности изображает структуру фактов. (Мы отвлекаемся сейчас даже от того, что в действительности у Витгенштейна структура фактов есть лишь проекция структуры предложений.)

Это чрезвычайно упрощенная модель. Она никак не соответствует действительному процессу познания. Она односторонне изображает предмет познания, сводя его к атомарным фактам. Она ставит абсолютный предел, до которого может дойти познание в виде этих фактов. Она упрощенно представляет процесс познания и его структуру, так как игнорирует его чрезвычайную сложность: выдвижение гипотез, создание моделей, использование математического аппарата и т.п.

Это дань определенной умственной традиции, стремящейся к максимальному упрощению богатства действительных отношений мира и познания, сохраняющей убеждение в том, что все сложные отношения могут быть сведены к самым простым и элементарным. Это идея не только Витгенштейна и Рассела, она была свойственна вообще всему научному мышлению в течение многих веков. Только постепенно наука стала убеждаться в неосуществимости этого идеала, в чрезвычайной сложности реальности, а следовательно, и ее познания, в ошибочности любого редукционизма.

Правда, стремление к простоте сохранилось в виде своего рода регулятивной идеи. Из многих, более или менее равноценных гипотез или видов доказательства, ученый всегда выберет и признает наиболее простое. Но эта простота не абсолютна, а относительна, это простота в сложности.

Что касается позитивизма, с которым мы сейчас имеем дело, то простота была для него не методологическим принципом, а выражением определенной философской установки. У Маха она была сформулирована как принцип экономии мышления. Он сводился к элиминированию всего непосредственно не данного в чувственном опыте и к оставлению лишь того, что в нем дано, а таким данным считались только ощущения и их смена.

Позитивистская философия в данном случае отстала от развития науки из-за приверженности своей антиметафизической догме. В случае же с Витгенштейном это отставание повторилось, поскольку чрезвычайно сложное отношение мышления к действительности было сведено к упрощенной картине изображения в языке ее атомарной структуры, то есть атомарных фактов.

Все же это была одна из первых попыток осознать философское содержание отношения языка к миру, к фактам.

Несостоятельность своей концепции довольно скоро стала очевидной самому Витгенштейну, и он от нее отказался. Взгляды позднего Витгенштейна исходят из весьма отличного понимания языка. Однако, мы еще не можем расстаться с «Трактатом». В нем есть еще ряд чрезвычайно важных идей, которые оказали огромное влияние на становление логического позитивизма.

Из того, что мы уже знаем, следует, что единственное назначение языка, по Витгенштейну, состоит в том, чтобы утверждать или отрицать факты. Язык предназначен для того, чтобы говорить о фактах, и только о фактах. Всякое иное использование языка неправомерно, ибо ничто другое не может быть выражено или высказано в языке. В частности, язык непригоден для того, чтобы говорить о самом себе. А это значит, что, во-первых, хотя язык имеет нечто общее или тождественное с миром, о котором он говорит, это общее не может быть высказано. Предложения могут изображать всю действительность, но они не могут изображать то, что они должны иметь общего с действительностью, чтобы быть способными ее изображать - логическую форму.

«Для того, чтобы можно было изображать логическую форму, мы должны были бы быть в состоянии поставить себя вместе с предложениями вне логики, то есть вне мира» (5, 4.12).

Витгенштейн говорит, конечно, о языке науки, хотя не оговаривает это специально. Однако, если считать языком язык науки, то это не избавит нас от необходимости решить одну трудную проблему. Дело в том, что, если язык может говорить только о фактах, то как быть с предложениями логики и математики? А V Ā. 2+2=4 и т.д. В этих высказываниях речь ведь идет не о фактах, и они не могут быть сведены к атомарным предложениям. В то же время очевидно, что эти предложения что-то утверждают.

Что же представляют собой эти предложения? Здесь Витгенштейн подходит к одному из труднейших вопросов теории познания, к вопросу, который волновал и Аристотеля, и Декарта, и Канта, и Гуссерля. Речь идет о природе так называемых самоочевидных истин. Никто не сомневается в том, что 2х2=4, или в том, что А V Ā, то есть в том, что сегодня 7 октября или сегодня не 7 октября. Но что делает эти предложения очевидными истинами? Почему мы не сомневаемся в них? Какова их природа, а следовательно, и природа всей логики и математики?

Декарт считал, что мы воспринимаем их с такой ясностью и отчетливостью, которые исключают возможность сомнения. Кант полагал, что они являются синтетическими суждениями априори. Они возможны, благодаря тому, что мы обладаем априорными формами чувственности: пространством и временем.

Гуссерль думал, что положения логики являются вечными, абсолютными, идеальными истинами, их истинность усматривается непосредственно в акте интеллектуального созерцания или интуиции (идеации).

Витгенштейн, которому нужно было прежде всего установить логико-лингвистический статус подобных предложений, пошел иным путем. Он предложил весьма радикальное, смелое и новаторское решение вопроса. Он заявил, что предложения логики и математики являются абсолютно истинными, так как ничего не говорят, ничего не изображают, не выражают никакой мысли. Строго говоря, они даже не являются предложениями. По мнению Витгенштейна, это тавтологии (5, 6.1).

Языковые выражения Витгенштейн делит на три вида: предложения - они истинны, если соответствуют действительности; тавтологии - всегда истинны, например, (а +b ) 2 =а 2 + 2аb +b 2 ; противоречия - никогда не истинны.

Тавтология и противоречие - не образы действительности. Они не изображают никакого возможного положения вещей, поскольку первая допускает любое возможное положение вещей, а второе не допускает никакого. Но, согласно Витгенштейну, «то, что образ изображает, есть его смысл». А так как тавтология, как и противоречие ничего не изображает, то «тавтология и противоречие не имеют смысла» (5, 4.461). Как мы сказали бы сейчас, тавтологии (то есть предложения логики и математики) не несут никакой информации о мире.

«Я не знаю, например, ничего о погоде, если я знаю, что дождь идет, или, что дождь не идет» (5, 4.461). А V Ā. Это не значит, по Витгенштейну, что тавтология вообще бессмысленна, она является лишь частью символизма, необходимого для перевода одних предложений в другие.

Эти мысли Витгенштейн высказал в «Трактате» весьма фрагментарно, но они были обстоятельно развиты деятелями «Венского кружка» и составили одну из фундаментальных догм логического позитивизма.

Но иногда Витгенштейн говорит и нечто другое. Ведь для него логическая структура языка тождественна логической структуре мира. Поэтому, хотя предложения логики и математики бессодержательны, хотя они ничего не высказывают о мире, тем не менее они показывают нам кое-что самой своей формой.

Это различие между тем, что предложение говорит , и тем, что онопоказывает , весьма существенно для Витгенштейна. «Логику мира, которую предложения логики показывают в тавтологиях, математика показывает в уравнениях» (5, 6.22).

Эта мысль Витгенштейна логическими позитивистами была отброшена.

Но как понять замечание Витгенштейна о том, что предложения логики показывают логику мира? Возьмем такую тавтологию: «Дождь идет или не идет» или А или не - А. Так вот, эта тавтология, по Витгенштейну, раскрывает нам структуру мира. Эта структура такова, что допускает альтернативы .

Возьмем математическое выражение 2 + 2 = 4. Это выражение указывает на дискретность мира, на существование в нем различных множеств, частей. Мир Парменида не таков. Он представляет собой абсолютное единство.

Так обстоит дело с предложениями логики и математики. Но кроме них, и кроме высказываний о фактах, существуют еще философские предложения. Как быть с ними? Здесь Витгенштейн поступает не менее радикально. Поскольку эти предложения не говорят о фактах и не являются тавтологиями, в большинстве своем они бессмысленны.

«Большинство предложений и вопросов, высказанных по поводу философских проблем, не ложны, а бессмысленны. Поэтому мы вообще не можем отвечать на такого рода вопросы, мы можем только установить их бессмысленность. Большинство вопросов и предложений философов вытекает из того, что мы не понимаем логики нашего языка» (5, 4.0031). Поэтому, если философия хочет иметь хоть какое-то право на существование, она должна быть ничем иным, как «критикой языка» (5, 4.0031).

Согласно Витгенштейну, это значит, что «философия не является одной из естественных наук» (5, 4.111).

«Цель философии - логическое прояснение мыслей.

Философия - не теория, а деятельность.

Философская работа состоит, по существу, из разъяснении.

Результат философии - не некоторое количество "философских предложений", но прояснение предложений.

Философия должна прояснять и строго разграничивать мысли, которые без этого являются как бы темными и расплывчатыми» (5. 4.112). Это понимание философии, в основном, было принято логическими позитивистами.

В приведенных выше словах Витгенштейна содержится не только концепция философии, но и целая мировоззренческая концепция. Она предполагает, что единственной формой связи человека с окружающим его природным и социальным миром является язык. Человек связан с миром и другими способами, практическим (когда он пашет, сеет, производит, потребляет и т.д.), эмоционально, когда он испытывает какие-то чувства по отношению к другим людям и вещам, волевым и т.п. Но его теоретическое, интеллектуальное отношение к миру исчерпывается языковым отношением, или даже есть языковое отношение. Иначе говоря, картина мира, которую человек создает в своем уме или в представлении, определяется языком, его структурой, его строением и особенностями.

В этом смысле мир человека - это мир его языка. В свое время неокантианцы Марбургской школы учили о том, что мир, как его понимает наука, конституируется в суждении. У Витгенштейна мы находим отголосок этой идеи, но с упором не на акт мышления, а на акт говорения, речи, на языковой акт. Мир конституируется в речевом акте.

Таким образом, все проблемы, которые возникают у человека в процессе его теоретического отношения к миру, представляют собой языковые проблемы, требующие языкового же решения. Это значит, что все проблемы возникают в результате того, что человек что-то говорит о мире, и только тогда, когда он говорит о нем. А так как говорить он может правильно, в соответствии с природой его языка, и неправильно, то есть в нарушение его природы, то могут возникать трудности, путаница, неразрешимые парадоксы и т.д. и т.п. Но существующий язык весьма несовершенен, и это его несовершенство тоже является источником путаницы. Так на данном этапе считает Витгенштейн.

Мы уже знаем, что язык, согласно Витгенштейну, должен изображать факты. Таково его назначение, призвание, функция. Все частные науки для этой цели используют язык и в результате получают набор истинных предложений, отображающих соответствующие факты. Но, как уже было сказано, язык в силу своего несовершенства не всегда пользуется ясными, точно определенными выражениями.

Кроме того, язык выражает наши мысли, а мысли часто бывают спутанными, и предложения, высказывания, выражающие их, оказываются неясными. Иногда мы сами задаем себе такие вопросы, на которые в силу самой природы языка не может быть дан ответ и которые поэтому неправомерно задавать. Задача настоящей философии - вносить ясность в наши мысли и предложения, делать наши вопросы и ответы понятными. Тогда многие трудные проблемы философии либо отпадут, либо разрешатся довольно простым способом.

Дело в том, что Витгенштейн полагает, будто все трудности философов, вся путаница, в которую они впадают, неразрывно связанная с любым обсуждением философских проблем, объясняется тем, что философы стараются высказать в языке то, что сказать средствами языка вообще невозможно. Ведь язык по самой своей структуре и природе предназначен для того, чтобы говорить о фактах. Когда мы говорим о фактах, то наши высказывания, даже если они ложны, всегда остаются ясными и понятными. (Можно сказать, что это - позитивистское начало в философии Витгенштейна.)

Но философ говорит не о фактах, с которыми можно было бы сопоставлять его высказывания, чтобы понять их смысл. Ибо смысл - это то, что образ - предложение - изображает. Но когда философ говорит, например, об абсолюте, то он пользуется словесными знаками, не относя их ни к каким фактам. Все, что он говорит, остается неясным и непонятным, потому что нельзя говорить о том, что он хочет сказать, нельзя даже мыслить это.

Отсюда функция философии состоит также в том, что:

«Она должна ставить границу мыслимому и тем самым немыслимому.

Она должна ограничивать немыслимое изнутри через мыслимое» (5, 4.114).

«Она будет означать то, что не может быть сказано, ясно показывая то, что может быть сказано» (5, 4.115).

Все то, что может быть сказано, должно быть ясно сказано» (5. 4.116).

Ну, а о том, «о чем невозможно говорить, о том следует молчать» (5, 7).

Витгенштейн уверен в том, что о философских проблемах в их традиционном понимании нельзя говорить. Поэтому он заявляет: «Правильным методом философии был бы следующий: не говорить ничего, кроме того, что может быть сказано, следовательно, кроме предложений естественных наук, то есть того, что не имеет ничего общего с философией, и затем всегда, когда кто-либо захочет сказать нечто метафизическое, показать ему, что он не дал никакого значения некоторым знакам в своих предложениях. Этот метод был бы неудовлетворительным для другого: у него не было ощущения, что мы учим его философии, но это был бы единственный строго правильный метод» (5, 6.53).

Витгенштейн здесь не оригинален. Он дает парафраз известного места у Юма: «Возьмем, например, в руки какую-нибудь книгу по богословию или по школьной математике и спросим: содержит ли она какое-либо абстрактное рассуждение о количестве или числе? Нет. Содержит ли она какое-нибудь основанное на опыте рассуждение о фактах и существовании? Нет. Так бросьте ее в огонь, ибо в ней не может быть ничего, кроме софистики и заблуждений» (26, 195).

Эти высказывания Витгенштейна и тот вывод, к которому он пришел, дали основание многим его критикам, в том числе и марксистским, изображать Витгенштейна как врага философии, как человека, который отрицал философию и поставил своей целью ее уничтожение. Это, конечно, не так.

Витгенштейн был глубоко философской натурой. И философия была для него основным содержанием жизни и деятельности. Но он пришел в философию из техники и математики. Его идеалом была точность, определенность, однозначность. Он хотел получить в философии такие же строгие результаты, как в точных науках. Он пытался найти способ поставить философию на почву науки. Он не терпел неясности и неопределенности. В логическом анализе, предложенном Расселом, он увидел возможный путь избавления от философской путаницы. Идею логического анализа он конкретизировал в том смысле, что превратил его в анализ языка. Это была новая область философского исследования, может быть, заново открытая Витгенштейном. И как всякий философ, прокладывающий новые пути, он абсолютизировал открытый им путь, значение предложенного им метода.

Он был последователен и шел до конца. Он высказывал много интересных идей в форме афоризмов. Несмотря на содержащиеся в них преувеличения, они сыграли важную роль, послужив толчком для развития философской мысли.

Но Витгенштейн прекрасно понимал, что разработанный им и Расселом логический атомизм, даже если считать, что он изображает логическую структуру мира, никак не может удовлетворить мыслящего человека. Философские проблемы возникли не потому, что какие-то чудаки запутались в правилах грамматики и начали нести околесицу. Постановка их вызывалась гораздо более глубокими потребностями человека, и эти проблемы имеют свое вполне реальное содержание. Это Витгенштейн понимает, так же, как и Рассел. Но, связав себя по рукам и ногам принятой им формалистической доктриной, он не видит иного способа для выражения этих проблем, кроме обращения... к мастике . Мистическое, по Витгенштейну. это то, что не может быть высказано, выражено в языке, а следовательно, и помыслено. Мистическое - это вопросы о мире, о жизни, о ее смысле. Обо всех этих вещах, полагает Витгенштейн, нельзя говорить. И может быть, поэтому «люди, которым после долгих сомнений стал ясным смысл жизни, все же не могут сказать, в чем этот смысл состоит» (5, 6.521).

Это звучит парадоксально, но с позиции Витгенштейна достаточно понятно. Витгенштейн исходит из попытки достигнуть строгости и точности мышления, пользуясь для этого чисто формальными способами. Витгенштейн понимает, что философские проблемы - это не пустяки. Но он знает, что на протяжении тысячелетий люди не могли прийти к соглашению относительно даже минимального числа проблем философии.

Логический анализ, предложенный Расселом, и анализ языка, предложенный Витгенштейном, имели своей целью устранение произвола в философских рассуждениях, избавление философии от неясных понятий, от туманных выражений. Эти ученые, как и Мур, хотели побудить философов задуматься над тем, что они говорят, отдать себе отчет в значении их утверждений.

Они хотели внести в философию хоть какой-либо элемент научной строгости и точности, хотели выделить в ней те ее части, аспекты или стороны, где философ может найти общий язык с учеными, где он может говорить на языке, понятном ученому и убедительном для него. Витгенштейн полагал, что занявшись прояснением предложений традиционной философии, философ может выполнить эту задачу. Но он понимал, что философская проблематика шире, чем то, что может охватить предложенная им концепция.

Возьмем, например, вопрос о смысле жизни. Это одна из глубочайших проблем философии. Но точность, строгость и ясность здесь едва ли возможны. Витгенштейн утверждает, что то, что может быть сказано, может быть ясно сказано. Здесь, в этом вопросе ясность недостижима, поэтому и сказать что-либо на эту тему вообще невозможно. Все эти вещи могут переживаться, чувствоваться, но сказать о них ничего нельзя. Сюда относится и вся область этики. Итак, «есть, конечно, нечто невыразимое. Оно показывает себя; это - мистическое» (5, 6.522).

Но если философские вопросы невыразимы в языке, если о них ничего нельзя сказать, то как же сам Витгенштейн мог написать «Логико-философский трактат»? Это и есть его основное противоречие. Рассел не без ехидства замечает, что «в конце концов, мистер Витгенштейн умудрился сказать довольно много о том, что не может быть сказано» (83, 22).

Р.Карнап также замечает, что «он (Витгенштейн) кажется непоследовательным в своих действиях. Он говорит нам, что философские предложения нельзя формулировать и о чем нельзя говорить, о том следует молчать; а затем, вместо того, чтобы молчать, он пишет целую философскую книгу» (31, 37).

Это лишний раз говорит о том, что рассуждения философов надо принимать не всегда буквально, a cum grano salis. Философ обычно выделяет себя, то есть делает исключение для себя из своей собственной концепции. Он пытается как бы стать вне мира и глядеть на него со стороны, как это мог бы делать бог.

Обычно так поступают и ученые. Но ученый стремится к объективному знанию мира, в котором его собственное присутствие ничего не меняет. Правда, современная наука должна учитывать наличие и влияние того прибора, с помощью которого осуществляется эксперимент и наблюдение. Но и она стремится отделить те процессы, которые вызываются воздействием прибора, от собственных характеристик объекта.

Философ же не может исключить себя из своей философии. Отсюда и та непоследовательность, которую допускает Витгенштейн. Если философские предложения бессмысленны, то ведь это должно относиться и к философским утверждениям самого Витгенштейна. И, кстати сказать, Витгенштейн мужественно принимает этот неизбежный вывод. Он признает, что и его рассуждения бессмысленны. Но он пытается спасти положение, заявив, что они ничего и не утверждают, они только ставят своей целью помочь человеку понять, что к чему, и как только это будет сделано, они могут быть отброшены.

Витгенштейн говорит «Мои предложения поясняются тем фактом, что тот, кто меня понял, в конце концов, уясняет их бессмысленность, если он поднялся с их помощью - на них - выше их (он должен, так сказать, отбросить лестницу после того, как он взберется по ней наверх).

Он должен преодолеть эти предложения, лишь тогда он правильно увидит мир» (5, 6.54). Но что представляет собой это правильное видение мира, Витгенштейн, конечно, не разъясняет. Ведь об этом нельзя говорить...

Очевидно, что весь логический атомизм Витгенштейна, его концепция идеального языка, точно изображающего факты, оказалась недостаточной, попросту говоря, неудовлетворительной. Это вовсе не значит, что создание «Логико-философского трактата» было бесполезной тратой времени и сил. Мы видим здесь типичный пример того, как создаются философские учения. В сущности говоря, философия представляет собой исследование различных логических возможностей, открывающихся на каждом отрезке пути познания. Так и здесь Витгенштейн принимает постулат или допущение, согласно которому язык непосредственно изображает факты. И он делает все выводы из этого допущения, не останавливаясь перед самыми парадоксальными заключениями.

И мы видим результат, к которому он приходит. Оказывается, что эта концепция односторонняя, неполная, недостаточная для того, чтобы понять процесс познания вообще, философского, в частности.

Но и это еще не все. У Витгенштейна есть еще одна важная идея, естественно вытекающая из всей его концепции и, может быть, даже лежащая в ее основе. Это мысль о том, что для человека границы его языка означают границы его мира. Дело в том, что для Витгенштейна первичной, исходной реальностью является язык. Правда, Витгенштейн говорит и о мире фактов, которые изображаются языком.

Но мы видим, что вся атомарная структура мира сконструирована искусственно по образу и подобию языка, его логической структуры. Назначение атомарных фактов вполне служебное: они призваны давать обоснование истинности атомарных предложений. И не случайно у Витгенштейна нередко «действительность сравнивается с предложением» (5, 4.05), а не наоборот. У него «предложение имеет смысл, независимый от фактов» (5, 4.061). Или «если элементарное предложение истинно, то атомарный факт существует; если элементарное предложение ложно, то атомарный факт не существует» (5, 4.25).

«Ведь истинность или ложность каждого предложения меняет нечто в общей структуре мира» (5, 5.5262).

В «Логико-философском трактате» обнаруживается тенденция к слиянию, отождествлению языка с миром. Ведь, по Витгенштейну, «логика наполняет мир; границы мира являются также ее границами» (5, 5.61). Он говорит также: «Тот факт, что предложения логики - тавтологии, показывает формальные - логические свойства языка, мира» (5, 6.12). Следовательно, язык не только средство, чтобы говорить о мире, но и в известном смысле сам мир, само его содержание.

Если, скажем, для махистов миром было то, что мы ощущаем, если для неокантианцев мир - это то, что мы о нем мыслим, то можно сказать, что для Витгенштейна мир - это то, что мы о нем говорим. Эта мысль была воспринята логическими позитивистами 17 .

У Витгенштейна эта позиция переходит даже в солипсизм. Ибо оказывается, что язык - это мой язык. Тот факт, «что мир есть мой мир, проявляется в том, что границы языка... означают границы моего мира» (5, 5.62). И далее, «субъект не принадлежит миру, но он есть граница мира» (5, 5.632). Я вступает в философию, благодаря тому, что «мир есть мой мир» (5, 5.641).

Витгенштейн говорит также, что «при смерти мир не изменяется, но прекращается» (5, 6.431). И наконец, «то, что в действительности подразумевает солипсизм, вполне правильно, только это не может быть сказано, а лишь показывает себя» (5, 5.62).

Здесь следует заметить, что, когда мы говорим, что какое-то учение тяготеет к солипсизму, это вовсе не значит, что данный философ, скажем, Витгенштейн, отрицает существование звезд, других людей и т.д., то есть, что он является метафизическим солипсистом, что он убежден, что существует только он один.

Субъективный идеализм - это технический термин философии, и он означает, что при решении философских проблем философ отправляется от субъекта, а не от объективного мира. Это значит, что, рассматривая проблемы теории познания или пытаясь нарисовать картину мира, он не исходит из объективной реальности как таковой. Он не отрицает существование внешнего мира, но он не делает из его признания никаких выводов. Создаваемую им картину мира он рассматривает не как отображение этого мира, а лишь как свободное творение духа.

Признавая существование реальности, он пытается построить ее из комплексов ощущений, представить ее как логическую конструкцию и т.д. Анализируя познавательный процесс, познавательное отношение субъекта к объекту, он игнорирует объект и его воздействие на субъект, пытаясь описать процесс познания лишь с субъективной стороны.

В данном случае Витгенштейн, а за ним и неопозитивисты, замыкаются в границах языка как единственной непосредственно доступной реальности. Мир выступает для них лишь как эмпирическое содержание того, что мы о нем говорим. Его структура определяется структурой языка, и если мы можем как-то признать мир независимым от нашей воли, от нашего языка, то лишь как нечто невыразимое, мистическое.

Противоречивость витгенштейнового «Трактата» объясняется не только личной непоследовательностью автора, но его неумением свести концы с концами. Она объясняется принципиальной неосуществимостью поставленной им задачей. Витгенштейн пытался окончательно разрешить все философские вопросы. В этом замысле не было ничего нового, так как подавляющее большинство философов пыталось сделать то же самое. Новое состояло в средствах решения этой задачи. Средства же эти были в значительной мере формальными. Витгенштейн попытался как бы формализовать процесс философствования, точно определить, что и как она может сделать. При этом оказалось, что ему самому пришлось делать то, что, по строгому смыслу его слов, делать никак нельзя, что сам же он категорически запрещал.

Оказалось далее, что философская проблема языка не умещается в те рамки, в те пределы, которыми он ограничил сферу компетенции философии. Поэтому ему все время пришлось переступать границы формализации, расширять область философии за дозволенные пределы.

Солипсистские выводы, к которым пришел логический атомизм Витгенштейна, были одной из причин того, почему доктрина логического атомизма была отвергнута логическими позитивистами. Другая причина его неудачи была связана с изменением взгляда на логику.

Логический атомизм был создан применительно к логике Principia Mathematica, которая во втором десятилетии казалась наиболее современной логической системой. Но уже в 20-е годы стало ясно, что эта логика далеко не единственно возможная.

Хотя Рассел пытался защищать логический атомизм, эта доктрина не могла сохраниться. В конце концов отказался от нее и сам Витгенштейн. Но основные идеи его трактата - за вычетом логического атомизма - послужили источником логического позитивизма «Венского кружка».

Людвиг Витгенштейн

Логико-философский трактат

© Ludwig Wittgenstein, 1922

© Предисловие. К. Королев, 2010

© Издание на русском языке AST Publishers, 2018

* * *

Памяти моего друга

Дэвида Юма Пинсента 2

Предисловие

…И все, что ведомо человеку, а не просто услышано, можно передать тремя словами.

Кюрнбергер 3

По всей видимости, книгу эту по-настоящему поймет лишь тот, кто уже самостоятельно приходил к мыслям, в ней изложенным, – или по меньшей мере предавался размышлениям подобного рода. Это вовсе не учебник; работа эта достигнет своей цели, если сумеет доставить удовольствие тому, кто прочтет ее с пониманием.

В книге обсуждаются философские проблемы, и она показывает, как я полагаю, что эти проблемы возникают не в последнюю очередь из-за нарушений логики нашего языка. Смысл текста можно вкратце сформулировать следующим образом: все, что может быть сказано, должно быть сказано четко, а то, о чем нельзя сказать, следует обойти молчанием.

Иначе говоря, цель этой книги – обозначить предел мысли, точнее, не столько мысли, сколько способов ее выражения; ведь чтобы указать предел мысли, мы должны обладать способностью пребывать по обе стороны этого предела (то есть мыслить немыслимое). Посему подобного предела можно достичь лишь при помощи языка, и то, что в этом случае окажется по другую сторону предела, будет бессмыслицей.

Мне не хотелось бы сопоставлять собственные размышления с достижениями других философов. Написанное в этой книге ни в коей мере не притязает на новизну отдельно взятых формулировок; а то обстоятельство, что я не указываю источников, имеет простое объяснение: мне безразлично, размышлял ли прежде кто-либо другой о том, о чем думал я.

Упомяну лишь, что я весьма обязан великолепным работам Фреге 4 и трудам моего друга г-на Бертрана Рассела  5 , которые в немалой степени стимулировали мою мысль. Если эта книга и ценна, то в двух отношениях: во-первых, в ней выражены мысли, и чем яснее эти мысли выражены – чем точнее их острие входит в голову, – тем книга ценнее. При этом я отчетливо сознаю, что далек от возможного совершенства просто потому, что моих сил для осуществления этой задачи недостаточно. Быть может, другие, кто придет после, справятся лучше.

Напротив, истинность размышлений, изложенных на этих страницах, представляется мне неоспоримой и полной. Посему я уверен, что отыскал, в существенных отношениях, окончательное решение поставленных проблем. И если в этом я не ошибаюсь, то второй факт, обеспечивающий ценность данной книге, таков: она показывает, сколь малого мы достигаем, разрешив эти проблемы.

Л. В. Вена, 1918 год

1. Мир есть все то, что имеет место.

2. То, что имеет место – факт, – есть совокупность позиций.

3. Логической картиной фактов служит мысль.

4. Мысль есть суждение, наделенное смыслом.

5. Суждение – функция истинности элементарных суждений.

(Элементарное суждение есть собственная функция истинности.)

6. В общем виде функция истинности представляется как

Такова общая форма суждения.

7. То, о чем нельзя сказать, следует обойти молчанием.

* * *

1. Мир есть все то, что имеет место .

1.1. Мир – совокупность фактов, а не предметов.

1.11. Мир определяется фактами и тем, что все они суть факты.

1.12. Совокупность фактов определяет все то, что имеет место, а также то, что не имеет места.

1.13. Мир есть факты в логическом пространстве.

1.2. Мир членится на факты.

1.21. Всякий факт может иметь место или не иметь места, а прочее останется неизменным.

2. То, что имеет место – факт, – есть совокупность позиций.

2.01. Позиция определяется связями между объектами (предметами, вещами).

2.011. Для предметов принципиально, что они являются возможными элементами позиций.

2.012. В логике нет случайностей: если нечто может воплотиться в позиции, возможность возникновения позиции должна изначально присутствовать в этом нечто.

2.0121. Если выяснится, что ситуация включает в себя предмет, который уже существует сам по себе, это может показаться случайностью.

Если предметы (явления) способны воплощаться в позициях, эта возможность должна присутствовать в них изначально.

(Ничто в сфере логики не является просто возможным. Логика оперирует всеми возможностями, и все возможности суть ее факты.)

Мы не в силах вообразить пространственные объекты вне пространства или временны́е объекты вне времени; точно так же нельзя вообразить объект, лишенный возможности сочетаться с другими.

И если я могу вообразить объекты, сочетающиеся в позициях, то я не могу вообразить их вне возможности этого сочетания.

2.0122. Предметы независимы настолько, насколько они способны воплощаться во всех возможных позициях, но эта форма независимости является и формой связи с позициями, формой зависимости. (Невозможно, чтобы слова одновременно выступали и сами по себе, и в суждениях.)

2.0123. Если мне известен объект, то известны и все его возможные воплощения в позициях.

(Всякая из этих возможностей является составной частью природы объекта.)

Новые возможности возникнуть задним числом попросту не способны.

2.01231. Если я стремлюсь познать объект, мне нет необходимости узнавать его внешние свойства, но я должен узнать все его внутренние свойства.

2.0124. Если даны все объекты, значит, даны и все возможные позиции.

2.013. Каждый предмет и каждое явление сами по себе находятся в пространстве возможных позиций. Я могу вообразить это пространство пустым, но не способен вообразить объект вне этого пространства.

2.0131. Пространственный объект должен находиться в бесконечном пространстве. (Точка пространства – аргументное место.)

Пятну в поле зрения не обязательно быть красным, однако оно должно иметь цвет, поскольку оно, так сказать, окружено цветовым пространством. Тон должен иметь некую высоту, осязаемые предметы должны иметь некую твердость, и так далее.

2.014. Объекты содержат возможности всех ситуаций.

2.0141. Возможность воплощения в позиции есть форма объекта.

2.02. Объекты просты.

2.0201. Всякое утверждение о совокупностях разложимо на утверждения об элементах совокупностей и на суждения, которые описывают совокупности в их полноте.

2.021. Объекты образуют субстанцию мира. Вот почему они не могут быть составными.

2.0211. Если у мира нет субстанции, тогда осмысленность суждения зависит от истинности другого суждения.

2.0212. В этом случае мы не можем нарисовать картину мира (равно истинную или ложную).

2.022. Очевидно, что мир воображаемый, сколько угодно отличный от реального, должен иметь с последним нечто общее – форму.

2.023. Объекты суть то, что составляет эту неизменяемую форму.

2.0231. Субстанция мира способна определять только форму, но не материальные свойства. Ибо лишь посредством суждений проявляются материальные свойства – лишь посредством конфигурации объектов.

2.0232. В известном смысле объекты бесцветны.

2.0233. Если два объекта обладают одинаковой логической формой, единственное различие между ними, оставляя в стороне внешние свойства, заключается в том, что они различны.

2.02331. Либо предмет (явление) обладает свойствами, которых лишены все прочие, и в этом случае мы можем целиком положиться на описание, чтобы отличить его от остальных; либо, с другой стороны, несколько предметов (явлений) наделены общими свойствами, и в таком случае различить их не представляется возможным.

Ибо если у предмета (явления) нет никакой особенности, я не могу отличить его; в противном случае он так или иначе отличался бы.

2.024. Субстанция существует независимо от того, что имеет место.

2.025. Она есть форма и содержание.

2.0251. Пространство, время, цвет (способность иметь цвет) суть формы объекта.

2.026. Если мир имеет постоянную форму, значит, должны существовать объекты.

2.027. Объект, постоянное и существующее суть одно и то же.

2.0271. Объекты суть то, что постоянно и существует; их конфигурация есть то, что изменчиво и нестабильно.

2.0272. Конфигурация объектов порождает позиции.

2.03. В позициях объекты сочетаются друг с другом, как звенья цепи.

2.031. В позициях объекты находятся в строго определенных отношениях друг к другу.

2.032. Способ, каким объекты сочетаются в позициях, создает структуру позиций.

2.033. Форма есть возможность структуры.

2.034. Структура фактов включает в себя структуру позиций.

2.04. Совокупность текущих позиций и есть мир.

2.05. Совокупность текущих позиций также определяет, какие позиции не существуют.

2.06. Существование и не-существование позиций образуют реальность. (Мы называем существование позиции положительным фактом, а не-существование позиции – отрицательным фактом.)

2.061. Позиции независимы друг от друга.

2.062. Из существования или не-существования одной позиции невозможно вывести существование или не-существование другой позиции.

2.063. Реальность в целом есть мир.

2.1. Мы создаем себе картину фактов.

2.11. Картина фактов отражает ситуацию в логическом пространстве, существование и не-существование позиций.

2.12. Картина фактов есть модель реальности.

2.13. На картине имеются элементы, соответствующие объектам.

2.131. Элементы картины замещают объекты.

2.14. Картина представляет собой совокупность элементов, находящихся в определенных отношениях друг с другом.

2.141. Картина есть факт.

2.15. То обстоятельство, что элементы картины соотносятся друг с другом определенным способом, отражает отношения между объектами.

Назовем сочетание элементов структурой картины и назовем возможность этой структуры формой изображения.

2.151. Форма изображения есть возможность того, что объекты будут соотноситься друг с другом подобно элементам картины.

2.1511. Именно так картина взаимодействует с реальностью: они соприкасаются.

2.1512. Картина выступает измерительным инструментом реальности.

2.15121. С измеряемым объектом инструмент соприкасается лишь в крайних точках.

2.1513. Это означает, что картине также присуще отношение отображения, которое и делает ее картиной.

2.1514. Отношение отображения заключается в соотнесении элементов картины с объектами.

2.1515. Соотнесенность элементов – как усики у насекомых: ими картина касается реальности.

2.16. Чтобы стать картиной, факт должен иметь нечто общее с изображаемым.

2.161. В картине и в том, что она изображает, должно быть нечто тождественное, чтобы одно могло оказаться отображением другого.

2.17. То общее, что картина должна иметь с реальностью, чтобы отображать ее – верно или неверно, – есть форма изображения.

2.171. Картина может отображать любую реальность, чьей формой она обладает.

Пространственная картина отображает любое пространство, цветная картина – любую цветность, и т. д.

2.172. Собственно форму отображения картина отображать не может, она просто явлена в ней.

2.173. Картина изображает свой предмет извне. (Ее точка зрения есть форма представления.) Вот почему картина изображает предмет верно или неверно.

2.174. Однако картина не может выйти за пределы своей формы представления.

2.18. То общее, что любая картина в любой форме должна иметь с реальностью, чтобы отображать последнюю верно или неверно, есть логическая форма иначе – форма реальности.

2.181. Картина, чья форма отображения является логической формой, называется логической картиной.

2.182. Каждая картина одновременно является логической картиной. (С другой стороны, далеко не всякая картина является, к примеру, пространственной.)

2.19. Логические картины могут изображать мир.

2.2. Картина имеет общую логико-изобразительную форму с тем, что она отображает.

2.201. Картина отображает реальность, представляя возможность существования или не-существования позиций.

2.202. Картина отображает ситуацию в логическом пространстве.

2. 203. Картина содержит возможность ситуации, которую она отображает.

2.21. Картина согласуется или не согласуется с реальностью; она верна или неверна, истинна или ложна.

2.22. Картина отражает отображаемое независимо от его истинности или ложности...

14. Основные идеи «Логико-философского трактата» Л. Витгенштейна: язык как “картина” мира.

ЛОГИКО-ФИЛОСОФСКИЙ ТРАКТАТ

(выдержки, примечания переводчика, комментарии)

Перевод М.С. Козловой, 1994

Данный документ преследует цель дать представление об относительно новом переводе «Логико-философского трактата» Л.Витгенштейна, выполненном М.Козловой в 1994 г., и его отличительных особенностях по сравнению с переводом "Логико-философского трактата" (1958 г.).

Ниже приведены выдержки из ЛФТ (семь основных афоризмов и частичная «расшифоровка» афоризмов 1 - 2.02121), примечания переводчика к ним, а также фрагмент полемики, развернувшейся между Вл. Бибихиным и М. Козловой по поводу перевода

Обработка и прим. Катречко С.Л.

Основные афоризмы "Логико-философского трактата"

3. Мысль - логическая картина факта.

4. Мысль - осмысленное предложение.

5. Предложение -функция истинности элементарных предложений.

6. Общая форма истинностной функции такова: . Это общая форма предложения.

7. О чем невозможно говорить, о том следует молчать.

ЛОГИКО-ФИЛОСОФСКИЙ ТРАКТАТ (афоризмы 1 - 2.02121)

1. Мир есть все, что происходит.

1.1 Мир – целокупность фактов, а не предметов.

1.11 Мир определен фактами и тем, что это ВСЕ факты.

1.12 Ибо целокупность фактов определяет все, что происходит, а также все, что не происходит.

1.13 Мир – это факты в логическом пространстве.

1.2 Мир подразделяется на факты.

1.21 Нечто может происходить или не происходить, а все остальное окажется тем же самым.

2. Происходящее, факт - существование со-бытий.

2.01 Со-бытие – связь объектов (предметов, вещей).

2.011 Для предмета существенно, что он должен быть возможным компонентом какого-то со-бытия.

2.012 В логике нет ничего случайного: если предмет МОЖЕТ появляется в некотором со-бытии, то возможность этого со-бытия уже заложена в нем.

2.02121 Казалось бы чем-то случайным, если бы предмет, который мог бы существовать сам по себе, впоследствии вписался в какую-то ситуацию.

Если предметы могут входить в со-бытия, то эта возможность уже заложена в них.

(Логическое не может быть лишь-возможным. Логика имеет дело с возможностью, а ее факты суть все возможности.)

Как пространственные объекты вообще немыслимы вне пространства, временные - вне времени, так НИ ОДИН объект немыслим вне возможности его сочетания с другими.

Если можно представить себе объект в контексте со-бытия, то вообразить его вне ВОЗМОЖНОСТИ этого контекста нельзя.

ПРИМЕЧАНИЯ М.С. Козловой к афоризмам 1 - 2.02121 (стр.495-499)

1 - 1.11 В итоговом изложении ЛФТ начинается с онтологии, исследование же шло в противоположном направлении: от логики к онтологии (об этом свидетельствуют письма Расселу и дневники). Основополагающим суммарным понятием онтологии ЛФТ служит понятие «мир». Оно вводится в 1 – 1.11 и затем разъясняется на разные лады в 1.13, 1.2, 1.021 – 2.022 и многих других афоризмах. Мир толкуется как целокупность фактов, мыслимых как существующие (2.04 и др.). Причем, это не мешанина фактов, а их логическая комбинаторика – конфигурации фактов в логическом пространстве (1.13). Мир – своего рода «дубликат» экстенсиональной логики высказываний, взятой автором за основу, отправную позицию размышлений. «Единицей» знания о мире считается информативное высказывание, повествующее о факте. Кроме понятия мир, используется также понятие действительность, толкуемое как существование и не-существование событий и их сочетаний (фактов), причем, какие события не существуют, определено тем, какие – существуют (2.05, 2.06).

1. Перевод этого афоризма в первом русском издании труда (перевод 1958 года; см. его электронный вариант на сервере - К.С.) – «Мир есть все, что имеет место» – верен. Но воспринятый буквально (а к этому иногда располагает вдумчивое философское чтение), он способен привнести в рисуемую Витгенштейном картину мира не свойственную ей статичность, геометризм. Ведь «иметь место» двойственно по смыслу: существовать, происходить и – занимать определенную часть пространства. В нынешнем переводе предпочтение отдано варианту: «Мир есть все, что происходит», который, как представляется, улавливает (не гасит) событийный и, стало быть, подвижный, характер мира, слагаемою из фактов – варьируемых предметных ситуаций. При этом учтены разъяснения Витгенштейна (см. ком. к 2, к 4.5), а также согласие разных афоризмов ЛФТ (см. 6.41 «...В мире все есть как оно есть, и все происходит, как оно происходит... Все происходящее и так-бытие случайны…» и др.)

1.1 (см, также 1.2) Разбиение «мира» на факты – вместо традиционного его членения на «вещи» (или «предметы») – определялось прежде всего поиском «онтологии», которая бы соответствовала (была изоморфна) логической модели знания, представленной в логике высказываний. Именно смысловым «единицам» языка – информативным высказываниям – подбираются адекватные им неязыковые корреляты – факты. Таковыми считаются не любые фрагменты реальности, не какие угодно сочетания объектов (скажем, А v В v С – не факт), факт – такая конфигурация объектов (состояние дел, ситуация), которая может быть предметом высказывания – истинного или ложного. Иными словами, «мир» ЛФТ – логизированный мир, онтология – спроецированная на мир («опрокинутая») логика высказываний.

1.11 (см. также 2.0124, 2.014) «...это все факты». – Данный акцент пояснен в 1.12 и следующих за ним афоризмах. Дело в том, что «мир» ЛФТ – целокупность фактов, занимающих определенные «места» в «логиче- ском пространстве». Потому он и объемлет все факты – все, что происходит и что не происходит, то есть любые логические возможности. Это подтверждает также 2.0121 «... Логика имеет дело с любой возможностью, а ее факты суть все возможности.» См. также 4.51 и 5.61. Смысл акцента «все факты» в 1.11 объясняли и иначе: тем, что в мире ЛФТ все факты положительны, что в нем отсутствуют отрицательные факты. Такое объяснение дал, например, в свое время Э. Стениус.

2 – 2.0121 и др. В онтологию ЛФТ введены и постоянно используются три базовых термина: TATSACHE, SACHVERHALT, SACHLAGE. Их можно перевести как факт, состояние дел, положение вещей. Это – общеупотребимые выражения, без которых не обходится ни один язык и которые обычно не вызывают затруднений. Но специалистам, изучавшим ЛФТ, они задали немало хлопот. В естественном языке значения этих слов близки, а порой и едва различимы. Это, понятно, создает неудобства при использовании их в качестве философских терминов, тем более таких, на которых – как в случае ЛФТ – по сути держится вся концепция. В рамках своего труда Витгенштейн придал этим терминам особые, уточненные значения, иногда с трудом

Передаваемые средствами обычного языка, то есть без применения искусственных философских слов (типа так-бытие и др.). Неудивительно, что сам автор столкнулся с трудностями их перевода (на английский язык) и вынужден был давать в связи с этим целый ряд разъяснений. Однако они долго оставались неизвестными широкому кругу специалистов, и потому исследователям ЛФТ сначала пришлось до всего докапываться самим: кропотливо анализируя текст, выявлять смысловую нагрузку терминов, те функции, которыми их наделял Витгенштейн, создавая свой труд. Прибегая к метафорам второго периода его творчества, можно сказать, что Tatsache, Sachverhalt, Sachlage – слова-родственники, смыслы коих, ввиду их «се-мейного сходства», не поддаются резким разграничениям, но обнаруживают себя в их реальном применении в целостной концепции ЛФТ. И нужно признать, что уже «первопроходцы» в этом нелегком деле (Э.Энском, А.Маслов, Э.Стениус, Дж.Питчер, М.Блэк и др.) в общем довольно верно «вычислили» значения трех терминов, во многом распутав этот усложненный понятийный узел. Правда, далеко не все вопросы были сняты, и все новые умы подключались к этой задаче (пишущей эти строки и самой пришлось немало поломать голову над ее решением). Понятно, что публикация материалов, сопутствующих работе над ЛФТ и подготовке его к изданию, явилась важным событием, позволившим прояснить кое-что из оставшегося недопонятым, подтвердить уже найденные верные толкования. При переводе 2 учтены пояснения Витгенштейна (см. ком. к 2, 2.0121 и др.). При всем том, предлагаемый здесь вниманию читателей комментарий, естественно, отражает результаты собственных многолетних размышлений их автора.

2. В данном афоризме в дополнение к уже применяемому в ЛФТ термину Tatsache вводится также Sachverhalt. Смысл того и другого Витгенштейн пояснял в письме Расселу следующим образом: SACHVERHALT – то, что соответствует ЭЛЕМЕНТАРНОМУ ПРЕДЛОЖЕНИЮ, если оно истинно. TATSACHE – то, что соответствует ПРЕДЛОЖЕНИЮ, логически производному от элементарных предложений, если таковое – результирующее – предложение истинно. TATSACHE переводится как ФАКТ. С толкованием же термина Sachverhalt дело обстоит сложнее. В первом английском издании Трактата (под влиянием Рассела, со ссылкой на пояснении, данные ему Витгенштейном в письмах и устных беседах) Sachverhalt блекло переведено как «АТОМАРНЫЙ ФАКТ». Эта версия была сохранена и в первом русском издании произведения. В дальнейшем подтвердилось, что такая трактовка термина соответствовала смыслу, который в него вкладывал автор, кстати не высказавший в связи в понятием «атомарный факт» при вычитке перевала никаких возражений. Но материалы, проясняющие смыслы базовых терминов ЛФТ, как уже говорилось, увидели свет довольно поздно, спорной до 1970-х годов представлялась и причастность Витгенштейна к созданию английской версии Tpактата. Не удивительно, что специалисты, изучавшие произведение, долгое время не были уверены в корректности английского перевода Sachverhalt (тем более, что само по себе это немецкое слово не указывает на нечто атомарное, элементарное), а некоторые были даже убеждены, что такой перевод усложнил и запутал дело. И все-таки многие аналитики неизменно приходили к выводу: Tatsache – комплексный факт, Sachverhalt – элементарный факт в составе факта. Да и трудно прийти к иному толкованию, если внимательно сопоставлять разные позиции Трактата (см. 2.034 и др.).

Однако понятие «атомарный факт» излишне сближало концепцию ЛФТ с логическим атомизмом Рассела и невольно придавало мыслям Витгенштейна не свойственный им привкус британского эмпиризма (с характерной для него идеей прямого чувственного знакомства с объектом и др.), что, по-видимому, немало способствовало логико-позитивистскому прочтению Трактата. В новом переводе труда на английский язык, который осуществили Д. Пэрс и Б. Макгинес (первое изд.1961), немецкому SACHVERHALT соответствует английское STATE OF AFFAIRS или STATE OF THINGS (состояние дел или положение вещей). "то в общем-то верный перевод, однако он скрадывает элементарный характер «положений дел» (как своего рода «микрофактов»). Кроме того, у него есть изъян, на который в несколько другой связи указал сам Витгенштейн. Выражения «состояние дел», «положение вещей» тянут за coбoй нежелательный смысловой «шлейф» реизма, статичности (см. ком. к 2.0121 - ниже).

При шлифовке публикуемого в этой книге русского перевода аф.2, помимо замечаний Витгенштейна, было учтено и чисто речевое неудобство обращения с термином, состоящим не из одного слова, что приводит к неуклюжим конструкциям типа «объекты входят в положение дел», «положения дел входят в факты» и пуще того. В поиске более удобного русского эквивалента для SACHVERHALT предпочтение было отдано термину «со-бытие». Его можно воспринимать как естественное слово «событие», но смыслу однопорядковое, и это очень важно, слову «факт», а значит, предусматривающее однотипную с ним структуру именно факта (ситуации), а не предмета. Уже после того, как это слово-синоним для факта было найдено, при работе над комментарием в ЛФТ и Дн. был подмечен его немецкий эквивалент Ereignis (событие, происшествие), что, кстати, согласуется с уточненным переводом афоризма 1. В самом деле, в 6.422 разъясняется, что этические последствия поступка – не СОБЫТИЯ, не факты, не то, что можно высказать – облечь в форму высказываний. Этим подчеркивается, что природа этическою, ценностного не фактична, что она совсем иная. Или в 6.4311 читаем: «Смерть – не событие жизни». Естественное развитие синонимического ряда «факт – происходящее – так-бытие – событие...», пожалуй, в известной мере свидетельствует о правильности той речевой интуиции, которой следует перевод. А то, что слову СО-БЫТИЕ придан несколько искусственный вид (с помощью дефиса и к тому же в сочетании с возможным ударением «сО`-бытие»), как бы передает элементарный характер соответствующих «фактов», их со-существование в составе ФАКТА. Этим несколько проясняется смысл афоризма 2, который мог бы принять следующий вид: Происходящее, факт, – со-существование атомарных фактов (или существование сО`-бытий). Иное же ударение – «со-бытиЕ`» – как бы акцентирует то, что со-бытие – связь объектов, существующих лишь в контексте тех или иных событий, то есть сосуществуют, немыслимы в обособлении от них. Вместе с тем искусственность слова «со-бытие» минимальна, и это хорошо (ибо искусственные слова крайне затрудняют понимание). А между тем, она все же несет некую смысловую нагрузку: дело в том, что «атомарный факт», или «со-бытие» тоже нечто не вполне реальное, несколько искусственное. Показательно, что ни одного удовлетворительного примера атомарного факта, как, впрочем, и элементарного высказывания, Витгенштейну так и не удалось привести. В концепции ЛФТ атомарный факт, или со-бытие, а также их составляющие – «объекты» – не исходные реалии, фиксируемые наблюдением (типа «прямого знакомства» у Рассела). Это – мыслимый предел логического анализа высказываний (см. 5.5562 и др.), а соответственно, и «дробления» фактов как неязыковых коррелятов этих высказываний. Это подчеркнула, в частности, Э.Энском (G.Е.М. Аnscombe An introduction to Wittgenstein"s Tractatus, р. 28). Этим, по-видимому, объясняется и то, что «факт» вводится раньше, чем «со-бытие». Привлекши к этому внимание Рассела (в письме), Витгенштейн не раскрыл причин такой последовательности, заметив лишь, что это требует длинного пояснения.

2.0121 Здесь в дополнение к Tatsache и Sachverhalt вводится еще один однопорядковый им термин Sachlage. Вычитывая английский текст Трактата, Витгенштейн отметил: «Слово Sachlage переведено как state of affairs (положение дел, положение вещей). Мне разонравился этот перевод, но что предложить взамен – не знаю. ...Возможно, более удачным было бы латинское status rerum? (Письма Огдену, р.21). Однако философ чувствовал, что и этот вариант несовершенен, прежде всего потому, что подталкивает к РЕИЗМУ, исподволь внушая (как и термины Tatsache и Sschverhalt) картину: «положение (связь, соотнесенность) вещей». Ему хотелось избежать этого, но подыскать ясный, не дезориентирующий, термин-эквивалент не удавалось, пришлось прибегнуть к прямым и косвенным разъяснениям. В частности, смысловое ядро трех терминов (Tatsache, Sachverhalt и Sachlage) уточняют пояснения Витгенштейна к 4.022, 4.023, 4.062, касающиеся природы высказывания или общей фор- мы предложения. Философ растолковывал, что немецкие фразы «Wie es sich verhalt, wenn…" или "Wenn es sich so verhalt…" или «Еs verhalt sich so und sо" не следует понимать буквально – в том смысле, что «ПОЛОЖЕНИЕ вещей таково» или «ВЕЩИ связаны так». Фразы эти – ничто иное, как ПРЕДЕЛЬНО ОБЩЕЕ выражение ЛЮБОГО ФАКТА. Витгенштейн подчеркивал, что это просто общая матрица (или форма) предложения, смысл которой передается примерно так: «Происходит то-то» («Положение дел таково», «имеет место то-то», «дело обстоит так», «это так» и др.). Точно перевести это выражение, фигурирующее в разных языках нелегко, тем более если при этом требуется еще и дифференцировать три родственных термина. С учетом всего комплекса обстоятельств в предлагаемом вниманию читателей новом русском варианте Трактата SACHLAGE переводится как СИТУАЦИЯ (так же как в английском переводе афоризма 2). Итак, смысловой расклад трех базовых терминов ЛФТ таков; они однотипны и выражаются словами-синонимами, вместе с тем несколько различаясь по своим функциям. СИТУАЦИЯ – термин более общий и нейтральный, чем два других, близких ему по смыслу. Он употребляется в тех случаях, когда безразлично, идет ли речь о ФАКТЕ (пропись оригинала - К.С.) или о его элементарной составляющей – со-бытии. Если взять термин СИТУАЦИЯ за базовый, то ФАКТ можно характеризовать как комплексную ситуацию, разложимую на элементарные ситуации, СО-БЫТИЕ – как элементарную ситуацию. ФАКТ и СО-БЫТИЕ принадлежат ЛОГИЗИРОВАННОМУ МИРУ, мыслятся как корреляты логически ком плексного высказывания и – элементарного высказывания. СИТУАЦИЯ же выступает как структурная «единица» обычного, не подвергнутого логической «анатомии» опыта. Это – то, что соответствует предложению в его опять же обычном, не подвергнутом логическому анализу виде, – если это предложение истинно. К тому же термин СИТУАЦИЯ согласуется с выражением ТАК-БЫТИЕ, к которому прибегает Витгенштейн, и с его пояснениями: предложение изображает, КАК обстоит дело, если оно истинно, и говорит, что оно обстоит ТАК. Эти последние штрихи указывают на родство витгенштейновской «ситуации» с кантовским «явлением» или даже с аристотелевским «тем, что поддается высказыванию, может быть сказуемым».

Полемика В.Бибихина и М. Козловой по поводу ее перевода "Логико-философского тратктата" Л.Витгенштейна

М.С. Козлова О ПЕРЕВОДЕ ФИЛОСОФСКИХ РАБОТ ВИТГЕНШТЕЙНА («Путь», №8, с.391-402) возврат в начало документа

В заметке за подписью В.Б. («Путь», № 7, с. 303 – 304) высказаны претензии к переводу на русский язык некоторых фрагментов из произведений Л.Витгенштейна. Речь идет об одном из классиков философии ХХ в. и о сложных текстах, толкуемых в мировой литературе не на один лад. Попробую прежде всего разъяснить нюансы перевода положений «Логико-философского трактата» (далее ЛФТ), с которыми не согласил- ся автор реплики [Под инициалами В.Б. скрывается В.В. Бибихин - К.С.].

[Ниже приводится первый абзац «Реплики», в котором речь идет о переводе интересующего нас термина Sachverhalt и др.: «…Первые же строки «Логико-философского трактата» заставляют предпочесть перевод 1958 г. Мир Витгенштейна располагается в «логическом пространстве» оказавшегося именно таким и не иным (was der Fall ist), имеющего место (1958), но не «происходящего» (1994). Спорадическая замена вещи (Ding) на «предмет» смазывает четкую границу между фактами и вещами. Положение вещей (Sachverhalt), атомарный факт (1958) принадлежит тоже логическому пространству и потому не «со-бытие» (1994)»; далее выделенное курсивом в ответе М.С. Козловой передается нами прописным написанием, а сноски даются в квадратных скобках - К.С.].

МИР ЕСТЬ ВСЕ, ЧТО ПРОИСХОДИТ

В новом варианте перевода иначе передан афоризм 1. Вместо: «Мир есть все, что имеет место» (1958) предложено: «Мир есть все, что происходит» (1994). Это вызвало неодобрение В.В. По-видимому, в его представлении, два перевода принципиально различны. Между тем, они по сути, если только не воспринимать слова каким-то особым образом, имеют одинаковый смысл: МИР ФАКТИЧЕН. Мы всего лишь акцентировали то, что легко скрадывается языком (1958), а именно – СОБЫТИЙНЫЙ и, стало быть, ПОДВИЖНЫЙ характер фактуального мира в концепции Витгенштейна. При этом учтены его собственные соображения. В связи с переводом труда на английский автор специально разъяснял, что выражения: «то-то имеет место», «происходит то-то», «дело обстоит так», «положение вещей таково» и др. – не следует понимать буквально. Это условные фразы, фигурирующие в разных языках и представляющие собой не что иное, как предельно общее выражение ЛЮБОГО ФАКТА и одновременно общую матрицу (или форму) ПРЕДЛОЖЕНИЯ . Раскрывается это не сразу. В первом афоризме разъяснение понятия МИР лишь начинается. В итоге же, с учетом череды разъяснений, понимаешь, что МИР – эта не только «ИМЕЮЩЕЕ МЕСТО», не только СУЩЕСТВОВАНИЕ СО-БЫТИЙ, но (как явствует из 2.06 и 2.063), в известном смысле, и их НЕСУЩЕСТВОВАНИЕ. Причем, то и другое не заданы раз и навсегда, их соотношение непостоянно. Важно не упускать из виду характер ЛОГИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА, в котором так или иначе РАСПРЕДЕЛЯЮТСЯ факты. Оно мыслится весьма динамична – как комбинаторное пространство ЛОГИЧЕСКИХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ (см. 2.0121, 3.02 и др.).

Общая логическая картина мира (или онтология), которая вырисовывается в ЛФТ, такова. Ее праэлементы - ОБЪЕКТЫ. Им присуща возможность включаться в СО-БЫТИЯ и уже в их составе вписываться в ФАКТИЧЕСКИЕ ситуации. Будучи взаимосвязаны с тем или иным событием, объекты вместе с тем САМОСТОЯТЕЛЬНЫ, поскольку наличествуют во всех возможных ситуациях (2.0122). Поэтому они характеризуются как СУБСТАНЦИЯ МИРА, ПРЕБЫВАЮЩЕЕ. Что же касается ФАКТОВ (включая и элементарные факты, или со-бытия), то они мыслятся как СТАНОВЯЩЕЕСЯ, меняющее свои конфигурации. Кроме того, факты вариабельны, подвижны еще и потому, что не являются чем-то просто ДАННЫМ [Автор ЛФТ – мыслитель ХХ в., освоивший уроки кантианства и весьма далекий от представлений о непосредственной данности объектов и фактов субъекту. Его ориентир – «Мир как представление».]. Их можно вычленять, группировать и рассматривать с разных позиций, т.е. воспринимать как разные факты. Вспомним хотя бы схематичный куб, который видят та так, то этак, или неодинаковое описание, структурирование мира в разных «сетках» механики и др. Витгенштейн, имевший хорошую инженерную, математическую и естественнонаучную базу, прекрасно понимал, что значит – пролить новый свет на факты, подойти к ним с иных позиций. Эта проблематика выйдет, на первый план и получит более полное развитие в «Философских исследованиях» («видение аспекта» и др.), на она уже намечена и в ЛФТ.

Прибегая к сравнению, можно пояснить, что картина мира в ЛФТ мыслится не как отражаемое в логическом «зеркале» мозаичнае панно, составленное из неких устойчивых фактов и сохраняющее свой постоянный «узор». Это – скорее панно с меняющимся «узором», некий логический калейдоскоп, способный давать разные конфигурации варьируемых фактов. Так или примерно так можно объяснить, почему мы отдаем предпочтение варианту «МИР ЕСТЬ ВСЕ, ЧТО ПРОИСХОДИТ», поправку же, предложенную в реплике, не принимаем. Хотя, повторяю, это всего лишь акцент.

Итак, мир в ЛФТ ФАКТИЧЕН, СОБЫТИЕН и, стало быть, ДИНАМИЧЕН. Неслучайно в английской литературе, близкой ЛФТ (у Рассела и др.) структурной единицей исследуемых предметных областей выступает именно СОБЫТИЕ (event). И в лексике ЛФТ этому есть не только косвенное (эквивалентные или родственные слова), но кое-где и прямое соответствие: Ereignis (событие), Geschehen (происходящее), So-sein (так-бытие) [см.: 5.1361; 6.41; 6.422; 6.4311 и др.]. Если читатель отдает себе отчет в событийном характере мира в концепции ЛФТ, если он понимает, что ФАКТЫ в ней – СТАНОВЯЩЕЕСЯ, а не пребывающее, если он в общих чертах представляет себе, как складывается, как меняется их состав и конфигурации, то он поймет и то, почему Sachverhalt (элементарный факт) переведено как СО-БЫТИЕ, [дополнительно об этом см.: Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1, с. 496 - 499] – что, кстати, автору реплики тоже не понравилось. Мотив, как представляется, у него здесь такай: Sachverhalt принадлежит логическому пространству, а СО-БЫТИЕ, по самому смыслу слова (опять особое, не витгенштейновское отношение к словам?), отнесено к БЫТИЙНОМУ (Wirklichekeit). Но если термин СО-БЫТИЕ отвергается на этом основании, то почему, скажем, ТАК-БЫТИЕ (выражение Витгенштейна) проходит? (см.: 6.41 Все происходящее и так-бытие...).

Еще одно замечание по ЛФТ: «Спорадическая замена вещи (Ding) на «предмет» смазывает четкую границу между фактами и вещами», – я просто не поняла. В философском языке Ding, мне кажется, вполне может переводиться и как ПРЕДМЕТ. Терминов этой категории у Витгенштейна два: объект (Gegenstand) и предмет (Ding). Третье же слово, Sache, вне составных слов типа Sachverhalt почти не фигурирует. Онтология ЛФТ имеет два уровня: мир и действительность. Составляющие мира: объекты, со-бытия, факты. Они по-разному комбинируются в логическом пространстве. Составляющие действительности: предметы, простые ситуации, сложные ситуации. Ding (предмет) выступает как компонент действительности. В логике принято говорить о предметных областях, а терминах как обозначениях предметов. «Двухслойность» онтологии ЛФТ позволяет строить логические картины действительности, то есть пробные логические проекции ситуаций, а затем, соотнося их с ситуациями, решать вопрос об истинности утверждений. Предметы, в отличие от объектов, Витгенштейн склонен был рассматривать как эмпирические комплексы (цветовые пятна в визуальном поле и т.п.), входящие в эмпирические ситуации. Но о трансцендентном мире вещей как таковых (в смысле Канта) здесь речи нет. И потому, полагаю, оба уровня онтологии ФЕНОМЕНАЛЬНЫ, т. е. выступают как два «слоя» – ЛОГИЧЕСКИЙ И РЕАЛЬНЫЙ – познавательного опыта. Вот почему термины ОБЪЕКТ И ПРЕДМЕТ представляются вполне уместными. Если же пару раз слово Ding прозвучала по-русски как ВЕЩЬ, то это не страшно. Иногда формулировки Витгенштейна приближаются к обычному рассуждению, звучат как общепринятые фразы.

** источник сканирования:
Л. Витгенштейн Логико-философский трактат //Его же. Философские работы. Ч.1. Пер. с нем. М.С. Козловой. - М.: Гнозис, 1994

Логико-философский трактат
[править]Материал из Википедии - свободной энциклопедии
«Ло;гико-филосо;фский тракта;т» (лат. Tractatus Logico-Philosophicus; 1921) - крупнейшая из прижизненно изданных работ австро-английского философа Людвига Витгенштейна. Считается одним из наиболее влиятельных философских сочинений XX века.
Трактат написан во время Первой мировой войны, впервые издан в Германии (Logisch-Philosophische Abhandlung). Латинское название является данью уважения Спинозе и его Tractatus Theologico-Politicus[источник не указан 248 дней].
При активной поддержке Бертрана Рассела трактат вышел в английском переводе, с предисловием последнего и указанным латинским названием, предложенным Дж. Муром. Однако предисловие Рассела стало причиной разногласий между автором и его знаменитым доброжелателем. После двуязычного переиздания трактата в 1922 Витгенштейн оставил философию, считая, что все ее вопросы решены. Его контакт с академическими кругами был возобновлен благодаря интересу, который проявили к трактату члены Венского кружка; однако Витгенштейн был жестоко разочарован, настаивая на мистицизме и считая позитивистскую трактовку своего учения превратной. Последующее общение с Франком Рамсеем повлекло возобновление философских штудий Витгенштейна[источник не указан 248 дней].
Содержание [убрать]
1 Основные положения
2 После «Логико-философского трактата»
3 Ссылки
4 Примечания
[править]Основные положения

1 Мир есть все, что происходит
1.1 Мир - целокупность фактов, а не предметов. …
2 Происходящее, факт, - существование со-бытий.
2.01 Со-бытие - связь объектов (предметов, вещей). …
2.02 Объект прост. …
3 Мысль - логическая картина факта. …
4 Мысль - осмысленное предложение.
4.001 Целокупность предложений - язык. …
4.003 Большинство предложений и вопросов, трактуемых как философские, не ложны, а бессмысленны. Вот почему на вопросы такого рода вообще невозможно давать ответы, можно лишь устанавливать их бессмысленность. Большинство предложений и вопросов философа коренится в нашем непонимании логики языка…
4.0031 Вся философия - это «критика языка»…
4.01 Предложение - картина действительности…
4.022 Предложение показывает свой смысл. Предложение показывает, как обстоит дело, если оно истинно. И оно говорит, что дело обстоит так.
4.024 Понимать предложение означает знать, что происходит, если оно истинно…
4.1 Предложение представляет существование и несуществование со-бытий.
4.11 Целокупность истинных предложений - наука в ее полноте (или целокупность наук).
4.111 Философия не является одной из наук. (Слово «философия» должно обозначать нечто, стоящее под или над, но не рядом с науками.)
4.112 Цель философии - логическое прояснение мыслей. Философия не учение, а деятельность…
4.113 Психология не более родственна философии, чем какая-нибудь иная наука. Теория познания - это философия психологии…
5 Предложение есть функция истинности элементарных предложений. (Элементарное предложение - функция истинности самого себя.)
5.01 Элементарные предложения - аргументы истинности предложения…
5.1 Истинностные функции можно сгруппировать в ряд. Это - основоположения теории вероятностей…
5.6 Границы моего языка означают границы моего мира.
5.61 Логика заполняет мир; границы мира суть и ее границы…
5.621 Мир и Жизнь суть одно.
5.63 Я есть мой мир (Микрокосм.) …
7 О чем невозможно говорить, о том следует молчать.
[править]После «Логико-философского трактата»

Второй опус магнум Витгенштейна, Философские исследования, вышел в 1953 - через два года после смерти автора.
[править]Ссылки

Логико-философский трактат

«Философские исследования» (нем. Philosophische Untersuchungen) - одна из двух, наряду с «Логико-философским трактатом», важнейших работ крупнейшего философа XX века Людвига Витгенштейна, суммирующая его поздние взгляды. Впервые опубликована в 1953 году (через два года после смерти автора). В отличие от «Трактата» в данной работе объектом исследования Витгенштейна выступает не идеальный язык (язык как картина мира, который «есть всё то, что происходит»), а обыденный язык человеческого общения. Основное понятие «Философских исследований» - языковая игра: язык представляется совокупностью языковых игр. Ключевые тезисы: значение слова есть его употребление в рамках языковой игры, а правила такой игры есть практика. Главный вывод: философские проблемы - следствие неправильного словоупотребления.
«Философские исследования» оказали огромное влияние на аналитическую философию второй половины XX века: на основе идей, содержащихся в книге, появились
теория речевых актов (Джон Остин и Джон Сёрль),
философия обыденного языка,
лингвистическая апологетика (Джеймс Хадсон),
лингвистическая терапия (Джон Уиздом),
философия вымысла и так далее.
Идеи Витгенштейна нашли отражение и в философии постмодернизма. Кроме того, влияние «Философских исследований» прослеживается в современной литературе, например, лауреат Нобелевской премии 2004 года Эльфрида Елинек признаёт роль языковой традиции позднего Витгенштейна в своём творчестве.

В. фон Гумбольдт был одним из первых лингвистов, кто обратил внимание на национальное содержание языка и мышления, отмечая, что «различные языки являются для нации органами их оригинального мышления и восприятия» . Каждый человек имеет субъективный образ некоего предмета, который не совпадает полностью с образом того же предмета у другого человека. Объективироваться это представление может только, прокладывая «себе путь через уста во внешний мир». Слово, таким образом, несет на себе груз субъективных представлений, различия которых находятся в определенных рамках, так как их носители являются членами одного и того же языкового коллектива, обладают определенным национальным характером и сознанием. По В. фон Гумбольдту, именно язык оказывает влияние на формирование системы понятий и системы ценностей. Эти его функции, а также способы образования понятий с помощью языка, считаются общими для всех языков. В основе различий лежит своеобразие духовного облика народов - носителей языков, но главное несходство языков между собой состоит в форме самого языка, «в способах выражения мыслей и чувств» .

В. фон Гумбольдт рассматривает язык как «промежуточный мир» между мышлением и действительностью, при этом язык фиксирует особое национальное мировоззрение. В. фон Гумбольдт акцентирует разницу между понятиями «промежуточный мир» и «картина мира». Первое - это статичный продукт языковой деятельности, определяющий восприятие действительности человеком. Единицей его является «духовный объект» - понятие. Картина мира - это подвижная, динамичная сущность, так как образуется она из языковых вмешательств в действительность. Единицей ее является речевой акт.

Таким образом, в формировании обоих понятий огромная роль принадлежит языку: «Язык - орган, образующий мысль, следовательно, в становлении человеческой личности, в образовании у нее системы понятий, в присвоении ей накопленного поколениями опыта языку принадлежит ведущая роль» .

Заслуга Л. Вайсгербера заключается в том, что он ввел в научную терминологическую систему понятие «языковая картина мира». Это понятие определило своеобразие его лингвофилософской концепции наряду с «промежуточным миром» и «энергией» языка.

Основными характеристиками языковой картины мира, которыми её наделяет Л. Вайсгербер, являются следующие:

1. языковая картина мира - это система всех возможных содержаний: духовных, определяющих своеобразие культуры и менталитета данной языковой общности, и языковых, обусловливающих существование и функционирование самого языка,

2. языковая картина мира, с одной стороны, есть следствие исторического развития этноса и языка, а, с другой стороны, является причиной своеобразного пути их дальнейшего развития,

3. языковая картина мира как единый «живой организм» чётко структурирована и в языковом выражении является многоуровневой. Она определяет особый набор звуков и звуковых сочетаний, особенности строения артикуляционного аппарата носителей языка, просодические характеристики речи, словарный состав, словообразовательные возможности языка и синтаксис словосочетаний и предложений, а также свой паремиологический багаж. Другими словами, языковая картина мира обусловливает суммарное коммуникативное поведение, понимание внешнего мира природы и внутреннего мира человека и языковую систему,

4. языковая картина мира изменчива во времени и, как любой «живой организм», подвержена развитию, то есть в вертикальном (диахроническом) смысле она в каждый последующий этап развития отчасти нетождественна сама себе,

5. языковая картина мира создает однородность языковой сущности, способствуя закреплению языкового, а значит и культурного её своеобразия в видении мира и его обозначения средствами языка,

6. языковая картина мира существует в однородном своеобразном самосознании языковой общности и передается последующим поколениям через особое мировоззрение, правила поведения, образ жизни, запёчатлённые средствами языка,

7. картина мира какого-либо языка и есть та преобразующая сила языка, которая формирует представление об окружающем мире через язык как «промежуточный мир» у носителей этого языка,

8. языковая картина мира конкретной языковой общности и есть её общекультурное достояние.

Восприятие мира осуществляется мышлением, но с участием средств родного языка. Способ отражения действительности носит у Л. Вайсгербера идиоэтнический характер и соответствует статичной форме языка. По сути, учёный акцентирует интерсубъектную часть мышления индивида: «Нет сомнения в том, что многие укоренившиеся в нас воззрения и способы поведения и отношения оказываются «выученными», то есть общественно обусловленными, как только мы проследим сферу их проявления по всему миру» .

Язык как деятельность рассматривается и в трудах Л. Витгенштейна, посвященных исследованиям в области философии и логики. По мнению этого учёного, мышление имеет речевой характер и является деятельностью со знаками. Л. Витгенштейн выдвигает следующее положение: жизнь знаку дает его употребление. При этом «значение, которое присуще словам, не является продуктом нашего мышления» . Значение знака есть его применение в соответствии с правилами данного языка и особенностями той или иной деятельности, ситуации, контекста. Поэтому одним из важнейших вопросов для Л. Витгенштейна является соотношение грамматического строя языка, структуры мышления и структуры отображаемой ситуации. Предложение - модель действительности, копирующая её структуру своей логико-синтаксической формой. Следовательно, в какой мере человек владеет языком, в такой степени он знает мир. Языковая единица представляет собой не некое лингвистическое значение, а понятие, поэтому Л. Витгенштейн не разграничивает языковую картину мира и картину мира в целом.

Основательный вклад в разграничение понятий картина мира и языковая картина мира внесен Э. Сепиром и Б. Уорфом, утверждавшими, что “представление о том, что человек ориентируется во внешнем мире, по существу, без помощи языка и что язык является всего лишь случайным средством решения специфических задач мышления и коммуникации, - это всего лишь иллюзия. В действительности “реальный мир” в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы” . Употребляя сочетание “реальный мир”, Э. Сепир имеет в виду “промежуточный мир”, включающий язык со всеми его связями с мышлением, психикой, культурой, социальными и профессиональными феноменами. Именно поэтому Э. Сепир утверждает, что “современному лингвисту становится трудно ограничиваться лишь своим традиционным предметом…он не может не разделять взаимных интересов, которые связывают лингвистику с антропологией и историей культуры, с социологией, психологией, философией и – в более отдаленной перспективе – с физиологией и физикой” .

Современные представления о ЯКМ выглядят следующим образом.

Язык – факт культуры, составная часть культуры, которую мы наследуем, и одновременно ее орудие. Культура народа вербализуется в языке, именно язык аккумулирует ключевые концепты культуры, транслируя их в знаковом воплощении – словах. Создаваемая языком модель мира есть субъективный образ объективного мира, она несет в себе черты человеческого способа миропостижения , т.е. антропоцентризма, который пронизывает весь язык.
Данную точку зрения разделяет В.А. Маслова: «Языковая картина мира – это общекультурное достояние нации, она структурирована, многоуровнева. Именно языковая картина мира обусловливает коммуникативное поведение, понимание внешнего мира и внутреннего мира человека. Она отражает способ речемыслительной деятельности, характерной для той или иной эпохи, с ее духовными, культурными и национальными ценностями» .
Е.С.Яковлева под ЯКМ понимает зафиксированную в языке и специфическую для мира – это своего рода мировидение через призму языка» .
«Языковая картина мира» - это «взятое во всей совокупности, все концептуальное содержание данного языка» .
Понятие наивной языковой картины мира, как считает Д.Ю. Апресян, «представляет отраженные в естественном языке способы восприятия и концептуализации мира, когда основные концепты языка складываются в единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка .
Языковая картина мира является «наивной» в том смысле, что во многих существенных отношениях она отличается от «научной» картины. При этом отраженные в языке наивные представления отнюдь не примитивны: во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные. Таковы, например, представления о внутреннем мире человека, которые отражают опыт интроспекции десятков поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить надежным проводником в этот мир .

Языковая картина мира, как отмечает Г.В.Колшанский, базируется на особенностях социального и трудового опыта каждого народа. В конечном счете, эти особенности находят свое выражение в различиях лексической и грамматической номинации явлений и процессов, в сочетаемости тех или иных значений, в их этимологии (выбор первоначального признака при номинации и образовании значения слова) и т.д. в языке «закрепляется все разнообразие творческой познавательной деятельности человека (социальной и индивидуальной)», которая заключается именно в том, что «он в соответствии с необозримым количеством условий, являющихся стимулом в его направленном познании, каждый раз выбирает и закрепляет одно из бесчисленных свойств предметов и явлений и их связей. Именно этот человеческий фактор наглядно просматривается во всех языковых образованиях как в норме, так и в его отклонениях и индивидуальных стилях» .
Итак, понятие ЯКМ включает две связанные между собой, но различные идеи:1)картина мира, предлагаемая языком, отличается от «научной» и 2) каждый язык рисует свою картину, изображающую действительность несколько иначе, чем это делают другие языки. Реконструкция ЯКМ составляет одну из важнейших задач современной лингвистической семантики. Исследование ЯКМ ведется в двух направлениях, в соответствии с названными двумя составляющими этого понятия. С одной стороны, на основании системного семантического анализа лексики определенного языка производится реконструкция цельной системы представлений, отраженной в данном языке, безотносительно к тому, является она специфичной для данного языка или универсальной, отражающей «наивный» взгляд на мир в противоположность «научному». С другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка (лингвоспецифичные) концепты, обладающие двумя свойствами: они являются «ключевыми» для данной культуры (в том смысле, что дают «ключ» к ее пониманию) и одновременно соответствующие слова плохо переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует (как, например, для русских слов тоска, надрыв, авось, удаль, воля, неприкаянный, задушевность, совестно, обидно, неудобно), либо такой эквивалент в принципе имеется, но он не содержит именно тех компонентов значения, которые являются для данного слова специфичными (таковы, например, русские слова душа, судьба, счастье, справедливость, пошлость, разлука, обида, жалость, утро, собираться, добираться, как бы).

Литература
1. Апресян Ю.Д.. Интегральное описание языка и системная лексикография. «Языки русской культуры». Избранные труды/ Ю.Д. Апресян. М.: Школа, 1995. Т.2.
2. Вайсгербер Й.Л. Язык и философия// Вопросы языкознания, 1993. №2
3. Вингенштейн Л. Философские работы. Ч.1. М., 1994.
4. Гумбольд В. Фон. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985.
5. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. М.: Наука, 1996. 264 с.
6. Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. М.: Наука, 1990. 103 с.
7. Маслова В.А. Введение в когнитивную лингвистику. – М.: Флинта: Наука, 2007. 296 с.
8. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологи. М.Издательская группа «Прогресс – Универс», 1993. 123 с.
9. Сукаленко Н.И. Отражение обыденного сознания в образной языковой картине мира. Киев: Наукова думка, 1992. 164 с.
10. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира// Вопросы языкознания, 1994. №5. С.73-89.

"Логико-философский трактат".

Это, принесшее Витгенштейну славу исследование было вдохновлено, по признанию автора, великолепными трудами Фреге и работами Рассела. Общими ориентирами стали для Витгенштейна мысль Рассела "логика есть сущность философии" и поясняющий ее тезис: философия - учение о логической форме познавательных высказываний (предложений). Лейтмотив работы - поиск предельно ясной логической модели знания-языка и общей формы предложения. В ней, по замыслу Витгенштейна, должна быть ясно выявлена сущность любого высказывания (осмысленного утверждения о той или иной ситуации). А тем самым должна быть раскрыта, так думалось автору, и форма постижения факта, этой основы основ подлинного знания о мире. Предложение осмысливается в Трактате как универсальная форма логического представления ("изображения") действительности. Вот почему Витгенштейн считал эту тему такой важной для философии и сначала даже назвал свой труд "Предложение" ("Der Satz"). Латинское название "Tractatus logico-philosophicus" предложил Дж. Мур, и автор его принял. Концепция труда базировалась на трех принципах: толковании предметных терминов языка как имен объектов, элементарных высказываний - как логических картин простейших ситуаций (конфигураций объектов) и, наконец, сложных высказываний - как логических комбинаций элементарных предложений, с которыми соотнесены факты. Совокупность истинных высказываний в результате мыслилась как картина мира.

Трактат - своеобразный перевод идей логического анализа на философский язык. За основу была взята атомарно-экстенсиональная схема соотношения элементов знания в "Началах математики" Рассела и Уайтхеда. Ее базис - элементарные (атомарные) высказывания. Из них с помощью логических связей (конъюнкции, дизъюнкции, импликации, отрицания) составляются сложные (молекулярные) высказывания. Они толкуются как истинностные функции простых высказываний. То есть их истинность или ложность определяются лишь истинностными значениями входящих в них элементарных предложений - независимо от их содержания. Это делает возможным логический процесс "исчисления высказываний" по чисто формальным правилам. Данной логической схеме Витгенштейн придал философский статус, истолковав ее как универсальную модель знания (языка), зеркально отражающую логическую структуру мира. То есть логика в самом деле была представлена как "сущность философии".

В начале "Логико-философского Трактата" вводятся понятия "мир", факты", "объекты". И разъясняется, что мир состоит из фактов (а не вещей), что факты бывают сложные (составные) и простые (уже неделимые далее на более дробные факты). Эти (элементарные) факты - или события - состоят из объектов в той или иной их связи, конфигурации. Постулируется, что объекты просты и постоянны. Это - то, что в разных группировках остается неизменным. Поэтому они выделены в качестве субстанции мира (устойчивое, сохраняющееся), - в отличие от событий. События - это возможные конфигурации объектов, т. е. подвижное, изменяющееся. Другими словами, Трактат начинается с определенной картины мира (онтологии). Но в реальном исследовании Витгенштейн шел от логики. А уж затем достроил ее (или вывел из нее) соответствующую (изоморфную ей) онтологию. Расселу понравилась эта концепция, удачно дополнившая (обосновавшая) его новую атомистическую логику соответствующей ей онтологией и эпистемологией - более удачно, чем концепция Юма, ориентированная на психологию и лишенная онтологии. Рассел с восхищением принял концепцию и дал ей название: логический атомизм. Витгенштейн не возражал против такого названия. Ведь придуманная им схема соотношения логики и реальности и в самом деле была не чем иным, как логическим вариантом атомистики - в отличие от психологического варианта Локка, Юма, Милля, для которых все формы знания выступали как комбинации чувственных "атомов" (ощущений, перцепций и др.).

При этом логика была тесно увязана с эпистемологией. Постулировалось, что логические атомы - элементарные высказывания - повествуют о событиях. Логическим комбинациям элементарных высказываний (молекулярным предложениям, по терминологии Рассела) соответствуют ситуации комплексного типа, или факты. Из "фактов" складывается "мир". Совокупность истинных предложений дает "картину мира". Картины мира могут быть разными, поскольку "видение мира" задается языком, и для описания одной и той же действительности можно использовать разные языки (скажем, разные "механики"). Важнейшим шагом от логической схемы к философской картине знания о мире и самого мира стало толкование элементарных высказываний как логических "картин" фактов простейшего типа (событий). В результате все высказываемое предстало как фактичное, т.е. конкретное или обобщенное (законы науки) повествование о фактах и событиях мира.

Границы языка. В "Логико-философском трактате" была представлена тщательно продуманная логическая модель "язык - логика - реальность", проясняющая, по убеждению автора, границы информативно-познавательных возможностей постижения мира, определяемые структурой и границами языка. Высказывания, выходящие за эти границы, оказываются, согласно Витгенштейну бессмысленными. Тема осмысленного и бессмысленного главенствует в "Логико-философском трактате". Основной замысел труда, как разъяснял автор, состоял в том, чтобы провести "границу мышления, или, скорее, не мышления, а выражения мысли". Провести границу мышления как такового Витгенштейн считает невозможным: "Ведь для проведения границы мышления мы должны были бы обладать способностью мыслить по обе стороны этой границы (то есть иметь возможность мыслить немыслимое). Такая граница поэтому может быть проведена только в языке, а то, что лежит за ней, оказывается просто бессмыслицей"32. От своих учителей Витгенштейн воспринял озабоченность поиском четких критериев разграничения осмысленного и бессмысленного. Решения этой серьезной проблемы он намеревался добиться с помощью новейших методов логического анализа, которые обогатил и собственными результатами. "Логика должна позаботиться о себе", - провозгласил он. И пояснил: в ней должны быть установлены четкие логические правила, исключающие бессмыслицу, правила построения осмысленных (информативных) высказываний и распознавания псевдовысказываний, ни о чем не повествующих, но претендующих на это. Итак, весь корпус осмысленных высказываний составляют информативные повествования о фактах и событиях в мире. Они охватывают все содержание знания.

Но кроме содержания есть форма знания. Ее обеспечивает логика. Логика, по Витгенштейну, не теория, а отражение мира. Логические предложения не являются опытными, фактическими, логика предваряет всякий опыт (6.113, 5.552, 5.133). Специфической особенностью логических предложений Витгенштейн считает то, что их истинность может быть распознана по самому их символу, в то время как истинность или ложность фактических предложений невозможно установить лишь из самих этих предложений. (6.113). Логические предложения, согласно Витгенштейну, - либо тавтологии, либо противоречия. Логика обеспечивает формальный аналитический аппарат ("строительные леса") знания, она ни о чем не информирует, не повествует. Вот почему ее предложения оказываются бессмысленными. Следует подчеркнуть, что понятие бессмысленного применяется в Трактате к предложениям, ни о чем не повествующим. Бессмысленное не означает бессмыслицы. Логические предложения, по мнению Витгенштейна, подобны математическим предложениям, представляющим собой уравнения. Они тоже считаются формальным аппаратом знания, но не содержательной (фактической) информацией о мире. В добротности своей логической проработки темы автор не сомневался, им владело чувство, что поставленная задача решена: выявлена глубинная логическая "грамматика" языка, одновременно раскрывающая, делающая как бы "прозрачным" и логический "каркас" мира (логическое пространство). Остальное обеспечивается знанием о фактах мира.

Понимание философии. Необычное толкование дал Витгенштейн предложениям философии, тоже причислив их к бессмысленным, не повествующим о фактах мира высказываниям. "Большинство предложений и вопросов, толкуемых как философские, не ложны, а бессмысленны. Вот почему на вопросы такого рода вообще невозможно давать ответы, можно лишь устанавливать их бессмысленность. Большинство предложений и вопросов коренится в нашем непонимании логики языка... И неудивительно, что самые глубокие проблемы - это, по сути, не проблемы... Вся философия - это критика языка"(4.003. 4.0031).

Философские высказывания Витгенштейн толкует как концептуальные фразы, служащие целям прояснения. В "Логико-философском трактате" читаем: «Философия не является одной из наук... Цель философии - логическое прояснение мыслей. Философия - не учение, а деятельность. Философская работа по существу состоит из разъяснений. Результат философии - не "философские предложения", а достигнутая ясность предложений. Мысли, обычно как бы туманные и расплывчатые, философия призвана делать ясными и отчетливыми» (4.111,4.112). Эти характеристики философии Витгенштейн относит и к собственным суждениям. Он признает, что и его предложения (в Трактате) лишь "служат прояснению: тот, кто поймет меня, поднявшись с их помощью - по ним - над ними, в конечном счете признает, что они бессмысленны. (Он должен, так сказать, отбросить лестницу, после того как поднимется по ней.) Ему нужно преодолеть эти предложения, тогда он правильно увидит мир" (6.54). Такие характеристики философии не означали для Витгенштейна умаления ее роли. Этим лишь подчеркивалось, что философия не принадлежит к области фактичного. Она очень важна, но имеет совсем иную природу, чем информативное повествование о мире - как в конкретной, так и в обобщенной его форме.

Тщательно исследуя область логического разумения, знания (того, что может быть сказано), Витгенштейн сумел" также выявить, сколь важную роль в философском мироуяснении играет невысказываемое - то, что может быть лишь показано, наглядно продемонстрировано. Проводя границу (в духе Канта), отделяющую знание (высказываемое), от того, "о чем невозможно говорить" и следует хранить "молчание", философ подводил читателя к мысли: именно тут, в особой сфере человеческого Духа (ей даются имена "Мистическое", "Невыразимое") рождаются, живут, так или иначе решаются - вне-научным способом - чтобы потом, в ином обличье, неединожды возникнуть вновь, самые важные и потому наиболее интересные для философа проблемы. К тому, о чем невозможно говорить, философ относит и все высокое: религиозный опыт, этическое, постижение смысла жизни. Все это, по его убеждению, не подвластно словам и может быть явлено лишь делом, жизнью. Со временем стало понятно, что эти темы были главными для Витгенштейна. Хотя основное место в "Логико-философском трактате" отведено исследованию поля мысли, высказываний, знания, сам автор считал основной темой своего труда этику - то, что высказыванию не поддается, о чем приходится молчать особым, исполненным глубокого смысла, молчанием. Однако чистота и глубина этого молчания определены добротностью уяснения мира фактов, логического пространства, границ и возможностей высказывания.

Столкновение идеала и реальности. В "Логико-философском трактате" язык предстал в виде логической конструкции, вне связи с его реальной жизнью, с людьми, использующими язык, с контекстом его употребления. Неточные способы выражения мыслей в естественном языке рассматривались как несовершенные проявления внутренней логической формы языка, якобы отражающей структуру мира. Развивая идеи логического атомизма, Витгенштейн уделял особое внимание связи языка с миром - через отношение элементарных предложений к атомарным фактам и толкование первых как образов вторых. При этом ему было ясно, что никакие предложения действительного языка не являются элементарными предложениями - образами атомарных фактов. Так, в "Дневниках 1914-1916" пояснено, что логические атомы - это "почти невыявленные кирпичики, из которых строятся наши повседневные рассуждения". Понятно, что атомарно-экстенсиональная логическая модель не была для него описанием реального языка. Между идеалом и реальностью предполагалась огромная дистанция. И все же Рассел и Витгенштейн считали эту модель идеальным выражением глубочайшей внутренней основы языка. Ставилась задача путем логического анализа выявить эту логическую сущность языка за ее внешними случайными проявлениями в обычном языке. То есть основа языка все же представлялась неким абсолютом, который может быть воплощен в одной идеальной логической модели. Потому казалось, что в принципе возможен окончательный анализ форм языка и единственная форма полностью проанализированного предложения, что логический анализ способен привести к "особому состоянию полной точности". Принесла ли удовлетворение автору его филигранно выполненная работа? Пожалуй, и да и нет.

В кратком предисловии к Трактату автор записал: "... Истинность высказанных здесь мыслей представляется мне неоспоримой и завершенной. Таким образом, я считаю, что поставленные проблемы в своих существенных чертах решены окончательно". В этих словах философа нередко слышат самонадеянность. Но это только часть его размышления, а вот его итог: "...Если я не заблуждаюсь на сей счет", то моя работа "показывает, сколь мало дает решение этих проблем". И это вовсе не поза, а реальный вывод о пределах компетенции философа и неоправданности его претензий на некие сверхрезультаты. Витгенштейн и в дальнейшем выскажет немало замечаний в таком же духе. Но, по-видимому, это еще и трезвая итоговая оценка возможностей логико-аналитического подхода к философии, признание того, что ожидания на сей счет у автора Трактата (вслед за Лейбницем и Расселом) были завышенными и не оправдались.

Но со временем философа покинуло чувство удовлетворения и тем, что ему удалось сделать. Витгенштейн понял: достигнутые им результаты несовершенны, и не потому, что вовсе не верны, а потому, что исследование опиралось на упрощенную, чрезмерно идеализированную "картину" мира и ее логического "образа" в языке. Тогда все силы были отданы другому, более реалистичному, прагматическому подходу, предполагающему возможность все новых и новых концептуальных прояснений и не рассчитанному на окончательный, завершенный итог полной логической ясности.

Витгенштейн Людвиг (1889- 1951)
- австрийско-британский философ, профессор Кембриджского университета (1939-1947), скиталец и подвижник. Основоположник двух этапов становления аналитической философии в 20 в. - логического (совместно с Расселом) и лингвистического. Автор термина "картина мира". Поклонник учения позднего Л.Н.Толстого. (Шесть лет В. проучительствовал в провинциальных населенных пунктах Нижней Австрии, опубликовал учебник по немецкому языку для народных школ - вторую после "Трактата" и последнюю, опубликованную при жизни В., его книгу.) В 1935 В. посетил СССР - в процессе поездки отказался от своего намерения принять участие в какой-либо языковедческой экспедиции Института народов Севера. Ему также предлагалось возглавить кафедру философии Казанского университета. Во время Второй мировой войны В., в частности, исполнял обязанности санитара в военном госпитале. Интенсивно занимался экспериментальными исследованиями в областях новейших технологий - работал с реактивными двигателями, ряд достижений В. был запатентован. Автор ряда широко известных философских произведений, из которых наибольшее влияние на формирование современного ландшафта философской мысли оказали такие книги, как "Логико-философский трактат" (1921), "Философские исследования" (1953; опубликована посмертно), "Заметки по основаниям математики" (1953), "О достоверности" (1969) и др. Формирование личности В. проходило в тот период (конец 19 - начало 20 в.), когда венская культура достигла значительных высот в области музыки, литературы, психологии. Знакомство с творчеством Брамса, Казельса, с публицистикой основателя авангардного журнала "Факел" К.Крауса, несомненно, оказало влияние на становление богатой творческой индивидуальности В. Философия также рано вошла в круг его интересов. В юности В. читал работы Лихтенберга и Кьеркегора, Спинозы и Августина. Одной из первых философских книг В. была книга Шопенгауэра "Мир как воля и представление". Большое влияние на В. оказало знакомство с идеями Фреге, у которого он некоторое время учился, и Рассела, с которым он долгое время поддерживал дружеские отношения. Парадигмальными основаниями философского творчества В. явились принципы, вполне созвучные фундаментальным принципам миропонимания 20 ст.: а) противопоставление В. этического и логического (того, что "может быть лишь показано", и того, "о чем можно говорить" - ср. "принцип дополнительности" Бора); б) отказ В. от сомнения в тех областях, где "нельзя спрашивать" - ср. "принцип неполноты" Геделя; в) идея В., что "вопросы, которые мы ставим, и наши сомнения основываются на том, что определенные предложения освобождены от сомнения, что они, словно петли, на которых вращаются эти вопросы и сомнения... Если я хочу, чтобы дверь поворачивалась, петли должны быть неподвижны" - ср. "принцип неопределенности" Гейзенберга. В творчестве В. выделяют два периода. Первый из них связан с написанием (во время нахождения в плену) "Логико-философского трактата", первое издание которого было осуществлено в Германии (1921), а второе в Англии (1922). Основной замысел книги В. видел не в построении развитой теории предложения как образа мира, а в создании особой этической позиции, целью которой является демонстрация того тезиса, что решение научных проблем мало что дает для решения экзистенциальных проблем человека. Тот, по В., кто осознал это, должен преодолеть язык "Трактата", подняться с его помощью еще выше. (В 1929 В. говорил: "Я вполне могу себе представить, что подразумевает Хайдеггер под бытием и ужасом. Инстинкт влечет человека за границу языка. Подумаем, например, об удивлении перед тем, что что-то существует. Оно невыразимо в форме вопроса и на него нельзя дать никакого ответа. Все, что мы можем сказать, априори может быть только бессмыслицей. И тем не менее мы постоянно стремимся за границу языка. Это стремление видел и Киркегор и обозначил как стремление к парадоксам. Стремление за границу языка есть этика. Я считаю очень важным, чтобы всей этой болтовне об этике - познание ли она, ценность ли она, можно ли определить благо - был положен конец. В этике постоянно пытаются высказать что-то такое, что сущности вещей не соответствует и никогда не будет соответствовать. Априори признается: какое бы определение блага мы не дали, всегда будет иметь место неправильное понимание, ибо то, что действительно имеют в виду, выразить нельзя. Но само стремление за границу языка указывает на нечто. Это сознавал уже св. Августин, когда говорил: "И ты, скотина, не хочешь говорить бессмыслицу? Говори одну бессмыслицу, это не страшно".) Что касается логической стороны, то в основе данного произведения лежало стремление В. дать точное и однозначное описание реальности в определенным образом построенном языке, а также при помощи правил логики установить в языке границу выражения мыслей и, тем самым, границу мира. (Вся философия, по убеждению В., должна быть критикой языка.) Несмотря на то, что в "Логико-философском трактате" В. говорит о том, что "Я" есть мой мир и границы моего языка определяют границы моего мира, его позицию нельзя назвать позицией солипсизма, потому что В. не отрицал как возможности познания мира, что зафиксировано в его теории отображения, так и существования других Я, о чем свидетельствуют последние этические афоризмы "Трактата". (По мысли В., "языковость нашего опыта мира предшествует всему, что познается и высказывается как сущее. Поэтому глубинная связь языка и мира не означает, что мир становится предметом языка. Скорее то, что является предметом познания и высказывания, всегда уже охвачено мировым горизонтом языка". Иными словами, по В., невозможно отыскать такую позицию вне языкового опыта мира, которая позволила бы сделать последний предметом внешнего рассмотрения.) На логическую составляющую "Трактата" большое влияние оказала логика Фреге, из которой В. позаимствовал такие понятия, как "смысл", "пропозициональная функция", "истинное значение", а также некоторые из идей Рассела: идея создания идеального логического языка; идея о том, что логика составляет сущность философии; гипотеза бессмысленности предложений традиционной метафизики. По мысли В., класс естественнонаучных предложений - это "совокупность всех истинных предложений", а поскольку "философия не является одной из естественных наук", она не в состоянии генерировать подобные предложения. (Требование Спинозы, что высказывания философа должны быть "без гнева и пристрастия", В. дополнил - см. т.наз. Большой машинописный текст - "правилом правомерности": "...наша задача состоит в том, чтобы говорить правомерные вещи... вскрывать и устранять неправомерности философии, но не создавать на их месте новые партии - и системы верований".) Тем не менее, в соответствующей традиции неоднократно отмечалось, что и витгенштейновские "положения вещей", реально не существующие в мире, и его "элементарные пропозиции", реально отсутствующие в речи, являли собой скорее образно-мифологические фикции, нежели теоретические конструкты. (Именно терминологическая организация "Трактата", являвшего собой скорее "развернутый мифопоэтический дискурс", нежели жесткую работу по философии логики, обусловила то, что специализированная математическая логика 20 в. по большей части проигнорировала нюансированные размышления В., пойдя по пути Фреге - Рассела.) На неомифологические мотивы творчества В. не могли не оказать влияния постулаты квантовой механики с ее неделимыми и невидимыми элементарными частицами - ср. у Я.Э.Голосовкера: "Новая наука о микрообъекте создает новую мифологию науки - мир интеллектуализированных объектов". Тем не менее, весьма значимым для истории философии можно считать критику В. классической картины мира как метафизики бытия, рассчитываемого и управляемого. Идея реальности "законов природы", индоктринированная Просвещением в умы людей, была не более чем контрмифологией, устраняющей мифологию первобытного типа. Подобная демистификация мира заместила мифологию первобытного предрассудка - мифологией разума. В. писал: "... в основе всего современного мировоззрения лежит иллюзия, что так называемые законы природы объясняют природные явления. Таким образом, люди останавливаются перед естественными законами как перед чем-то неприкосновенным, как древние останавливались перед Богом и судьбой". После опубликования "Логико-философского трактата" В. на целых восемь лет покидает философское сообщество. Одной из причин этого ухода послужило написанное Расселом предисловие к "Трактату", в котором он остановился исключительно на логических достижениях книги, а ее этическую сторону оставил без должного внимания, что дало повод В. для резкой критики Рассела. С началом 1930-х связано начало второго этапа философской эволюции В., который характеризуется переходом от языка логического атомизма (объект, имя, факт) к новой "языковой игре", целью которой является устранение ловушек естественного языка путем терапии языковых заблуждений, перевод непонятных предложений в более совершенные, ясные и отчетливые. По словам В., "весь туман философии конденсируется в каплю грамматики". В первоначальном виде концепция В. была представлена в двух курсах лекций, которые он прочитал в 1933-1935. Позднее, при опубликовании, они получили название "Голубой и коричневой книги". Свой наиболее законченный вид программа В. принимает в "Философских исследованиях", основной работе позднего периода. В этом произведении главными выступают понятия "языковые игры" и "семейное подобие". Языковая игра - это определенная модель коммуникации или конституция текста, в которой слова употребляются в строго определенном смысле, что позволяет строить непротиворечивый контекст. Языковая игра дает возможность произвольно, но строго описать факт, явление, построить модель поведения человека или группы, задать самим построением текста способ его прочтения. При этом на первый план выступает то, что можно было бы назвать "анатомией чтения" - ситуация, когда одна возможная языковая игра прочитывается принципиально различными стратегиями. Интересно отметить, что в такой ситуации происходит превращение и изменение языковой игры из того, что уже создано и написано как текст, в то, что создается различными стратегиями чтения. Большое значение для В. имел вопрос о том, как возможна коммуникация различных языковых игр. Этот вопрос решался В. при помощи введения в свою систему концепта "семейное подобие". В. утверждает и доказывает с помощью идеи "семейного подобия", что в основе коммуникации лежит не некая сущность языка или мира, а реальное многообразие способов их описания. Идея "семейного сходства" используется В. для прояснения пути образования абстракций. В "Философских исследованиях" В. показывает, что тому, что в языке обозначается с помощью определенного слова или понятия, в реальности соответствует огромное множество сходных, но не тождественных между собой явлений, процессов, включающих в себя многочисленные случаи взаимопереходов. Такое понимание происхождения абстракций говорит о том, что метод "семейного сходства" является сугубо номиналистической идеей и служит для развенчания представлений о том, что в основе какого-либо понятия (например, "сознание") лежит конкретная сущность. Кроме указанных выше, особое внимание В. привлекали проблемы природы сознания, механизмов его функционирования и их выражения в языке, проблема индивидуального языка и его понимания, вопросы достоверности, веры, истины, преодоления скептицизма и мн.др. В. пытался элиминировать из европейского философского мировоззрения картезианские оппозиции (объективного и субъективного, внутреннего как мира сознания и внешнего как мира физических вещей и явлений). По мысли В., подлинность "значения" слов, традиционно трактуемого как субъективные образы-переживания сознания индивида, можно установить исключительно в границах коммуникационного функционирования языкового сообщества, где нет и не может быть ничего сугубо внутреннего. (Даже переживание боли, всегда осуществляемое посредством определенных языковых игр и инструментария коммуникации, по мнению В., выступает способом его осмысления и - тем самым - конституирования.) Несмотря на то, что в творчестве В. выделяют два периода, его взгляды представляют органичное целое по ряду ключевых вопросов - что такое философия, наука и человек. (Универсальной предпосылкой всего его творчества выступила максима: "Мы говорим и мы действуем".) В. отверг мировоззрение, согласно которому человек понимался обладателем сугубо собственного сознания, "противоположенного" внешнему миру, существом, "выключенным" из этого мира, "внешним" по отношению к нему, а также (благодаря науке) способным активно манипулировать окружающими вещами. (В контексте переосмысления проблемы "философия как зеркало природы" Рорти отстаивает идею, что лишь В. и Хайдеггер являют собой ведущих представителей философии 20 в.) Пожалуй, совмещение оригинального понимания В. сути самой философии и детальных реконструкций собственно философских "техник" (характеристики формулируемых вопросов, типы аргументации и т.п.) - придали идейному наследию мыслителя особое своеобразие. В. пришел к выводам, что наука - это лишь одна из языковых игр, неукоснительное исполнение правил которой отнюдь не предзадано. Конституирование экспериментальной науки о человеке по шаблонам естественных наук, по В., неосуществимо. По его мнению, необходимо замещение традиционной психологии - а) комплексным пониманием межличностной практики, фундируемой "жизненными формами", как коммуникации по известным правилам; б) концепцией "языковых игр", точно так же необосновываемых, как и сами "жизненные формы"; в) конвенциональным молчаливым согласием участников коммуникации относительно указанных правил на основе доверия к сложившейся соответствующей традиции. И, как следствие, только посредством философского анализа процессов речевой коммуникации в разнообразных речевых играх достижимо осмысление того, что именуется психической жизнью человека. Проблема жизни вообще не может быть разрешена, по мнению В., посредством правил, предписаний и каких бы то ни было максим, ее решение - в осуществлении ее самое. По мысли В., "решение встающей перед тобой жизненной проблемы - в образе жизни, приводящем к тому, что проблематичное исчезает. Проблематичность жизни означает, что твоя жизнь не соответствует форме жизни. В таком случае ты должен изменить свою жизнь и приспособить ее к этой форме, тем самым исчезнет и проблематичное". Согласно взглядам В. как раннего, так и позднего периодов, философия - не учение или теория, не совокупность высказываний (ибо они бессмысленны), а деятельность, деяние, целью которой является прояснение языка, а следовательно, и мира, т.е. показ себя самое в действии. Философия, согласно В., "призвана определить границы мыслимого и тем самым немыслимого. Немыслимое она должна ограничить изнутри через мыслимое". Результатом этой деятельности должно явиться более четкое и ясное понимание предложений языка и его структуры. По мысли В., "правильный метод философии, собственно, состоял бы в следующем: ничего не говорить, кроме того, что может быть сказано, т.е. кроме высказываний науки, - следовательно, чего-то такого, что не имеет ничего общего с философией, - а всякий раз, когда кто-то захотел бы высказать нечто метафизическое, показывать ему, что он не наделил значением определенные знаки своих предложений". Если на первом этапе целью интеллектуальных усилий В. выступал сконструированный по логическим законам язык, то на втором - естественный язык человеческого общения. По мысли В., структура языка суть структура мира. Смыслом творчества В. явилось желание гармонизировать реальность и логику при помощи достижения полной прозрачности и однозначной ясности языка. Мир, по В., - совокупность вещей и явлений, которую невозможно да и нельзя точно описать. Позитивизм В. тесно сопрягался с его мистицизмом; будучи своеобычным аскетом, стремившимся этикой трансформировать мир, размышляя преимущественно афоризмами, репликами и парадоксами, В. был убежден в том, что "о чем нельзя сказать, о том нужно молчать" (такова последняя фраза его "Трактата").
См. также:
Витгенштейн (wittgenstein) Людвиг (1889-1951), Асмус Валентин Фердинандович (1894-1975), Франкл (frankl) Виктор (р 1905), Вико Джамбаттиста (1668-1744), Фреге Отлоб (1848-1925), Неогегельянство В Италии
Сегодня искали определения и переводы слов:
Schiefgehen (перевод с немецкого на английский), Camicia Da Notte (перевод с итальянского на английский), Размеситься, Зариться, Фестон (перевод с русского на итальянский), 19310 (ГОСТ), Schottin (перевод с немецкого на испанский), Busreise (перевод с немецкого на португальский), Ласт (перевод с русского на французский), Противостоять (перевод с русского на азербайджанский)
Чаще всего ищут в Философском словаре:
Формальная Социология, Морфология Культуры, История Культурологической Мысли, Постиндустриальное Общество, Общение, Связь, Союз, Объединение, Средневековая Философия, Новый Органон, Или Истинные Указания Для Истолкования Природы, Художественное Пространство, Социальная Установка, Иллокутивный Акт

Как видим, существует много интерпретаций понятия «языковая картина мира». Это обусловлено существующими расхождениями в картинах мира разных языков, так как восприятие окружающего мира зависит от культурно-национальных особенностей носителей конкретного языка. Каждая из картин мира задаёт своё видение языка, поэтому очень важно различать понятия «научной (концептуальной) картины мира» и «языковой (наивной) картины мира».
СОДЕРЖАНИЕ ПОНЯТИЯ КАРТИНА МИРА В СОВРЕМЕННОЙ ЛИНГВИСТИКЕ
В.А.Пищальникова
Непреходящая актуальность проблемы взаимоотношения объективной действительности, языка и мышления на очередном витке развития науки вновь акцентировала “человеческий фактор”, предполагающий исследование языковых феноменов в тесной связи с человеком, его мышлением и различными видами духовно-практической деятельности.
Именно акцентирование “человеческого фактора” привело к появлению в разных науках ряда понятий, которые представляют психические, лингвистические, логические, философские модели объективного мира: концептуальная картина мира, картина мира, образ мира, модель мира, концептуальная система, индивидуальная когнитивная система, языковая картина мира и др. Терминологическое положение таково, что представляется весьма полезным последовать совету В.П. Зинченко: “Возможно, идеалом современного знания должен стать новый синкретизм… Для этого полезно вернуться к состоянию методологической невинности, задуматься над тем, какая онтология лежит за нашими, как нам кажется, рафинированными понятиями “ (7,.57).
При всех внешних различиях дефиниций перечисленных выше понятий их объединяет философская ориентация на представление моделей как субъективного образа объективного мира, как “исходного глобального образа”, как “сокращенного и упрощенного отображения” и под. Этим самым модели подводятся под традиционное понимание идеального. Кроме того, за редким исключением, в дефинициях выделяются в качестве обязательных два компонента: мировидение (видение мира, сумма представлений о мире, знания о мире, отражающая способность мышления и т.п.) и деятельностная природа картины мира (познающая деятельность человека, духовная активность, опыт человека и под.)
Понятие “мировидение” заявлено еще лингво-философскими концепциями В. человечества”, в котором заложено представление о четырех ипостасях фон Гумбольдта, Й.Л.Вайсгербера, Л.Витгенштейна, Э.Сепира – Б. Уорфа и др. В. фон Гумбольдт рассматривает язык как “промежуточный мир” между мышлением и действительностью, при этом язык фиксирует особое национальное мировоззрение. Уже В. фон Гумбольдт акцентировал разницу между понятиями “промежуточный мир” и “картина мира”. Первое – это статичный продукт языковой деятельности, определяющий восприятие действительности человеком; единицей его является “духовный объект” – понятие. Картина же мира – подвижная, динамичная сущность, так как образуется она из языковых вмешательств в действительность; единицей ее является речевой акт. Как видим, в формировании обоих понятий огромная роль принадлежит языку: “Язык – орган, образующий мысль, следовательно, в становлении человеческой личности, в образовании у нее системы понятий, в присвоении ей накопленного поколениями опыта языку принадлежит ведущая роль” (5,78). Й.Л. Вайсгербер попытался воплотить философские идеи В. фон Гумбольдта и Й.Г. Гердера в концепции языка, где переплелись также взгляды Э. Кассирера, Фр. Маутнера, Э. Гуссерля, Ф. Де Соссюра. Основная идея Й.Л. Вайсгербера – “языковой закон языка: 1) актуализированный язык (речь как психический процесс и физическое явление); 2) “языковой организм” (язык как основа индивидуальной речевой деятельности); 3) язык как объективное социальное образование; 4) языковая способность. Й.Л. Вайсгербер исследует надличностный уровень языка второго, третьего и четвертого уровней “языкового закона”. Таким образом, ученый намечает разграничение значения как социального образования и смысла как индивидуального феномена, хотя в качестве объекта исследования заявлен только социальный (“надличностный”) уровень языка. Между человеком и действительностью находится, по мнению Вайсгербера, “посредствующий мир мышления” и язык, в котором заключено определенное представление о мире. “Родной язык создает основу для общения в виде выработки сходного у всех его носителей образа мышления. Причем и представление о мире, и образ мышления – результаты идущего в языке постоянно процесса миросозидания, познания мира специфическими средствами данного языка в данном языковом сообществе (2, 111-112). Восприятие мира осуществляется мышлением, но с участием средств родного языка. Способ отражения действительности носит у Вайсгербера идиоэтнический характер и соответствует статичной стороне языка. По сути ученый акцентирует интерсубъектную часть мышления индивида. “Нет сомнения в том, что многие укоренившиеся в нас воззрения и способы поведения и отношения оказываются “выученными”, т.е. общественно обусловленными, как только мы проследим сферу их проявления по всему миру” (Вайсгербер, с. 117).
Язык как деятельность рассматривается и в философской концепции Л.Витген-штейна. По его мнению, мышление имеет речевой характер и по существу является деятельностью со знаками. Философ уверен в том, что вся классическая философия по проблеме знаковости мышления только запутала то, что вполне ясно: “Из верного тезиса о том, что внешняя знаковая форма мысли, взятая сама по себе, вне связи с ее смыслом, мертва, не следует, будто для сообщения ей жизни к мертвым знакам должно просто добавить нечто нематериальное” (3, 204). В противовес этому утверждению Витгенштейн выдвигает иное положение: жизнь знаку дает его употребление. При этом “значение, которое присуще словам, не является продуктом нашего мышления” (3,117), значение знака есть его применение в соответствии с правилами данного языка и особенностями той или иной деятельности, ситуации, контекста. Поэтому одним из важнейших вопросов для Витгенштейна является соотношение грамматического строя языка, структуры мышления и структуры отображаемой ситуации. Предложение – модель действительности, копирующая ее структуру своей логико-синтаксической формой. Отсюда: в какой мере человек владеет языком, в такой степени он знает мир. Языковая единица представляет не некое лингвистическое значение, а понятие, поэтому Витгенштейн не разграничивает языковую картину мира и картину мира в целом.
Именно Л. Витгенштейну приписывают особую роль во введении термина “картина мира” как модели действительности в научный обиход, при этом важно, что Вингенштейн вполне осознавал метафоричность этого термина и подчеркивал его синонимичность психологическому понятию “образ мира”.

Логико-философский трактат

П Р Е Д И С Л О В И Е

Эту книгу, пожалуй, поймет лишь тот, кто уже сам продумывал мысли, выраженные в ней, или весьма похожие. Следовательно, эта книга – не учебник. Ее цель будет достигнута, если хотя бы одному из тех, кто прочтет ее с пониманием, она доставит удовольствие. Книга излагает философские проблемы и показывает, как я полагаю, что постановка этих проблем основывается па неправильном понимании логики нашего языка. Весь смысл книги можно выразить приблизительно в следующих сливах: то, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно, а о чем невозможно говорить, о том следует молчать. Следовательно, книга хочет поставить границу мышлению, или скорее не мышлению, а выражению мыслей, так как для того, чтобы поставить границу мышлению, мы должны были бы мыслить обе стороны этой границы (следовательно, мы должны были бы быть способными мыслить то, что не может быть мыслимо). Эту границу можно поэтому установить только в языке, и все, что лежит по ту сторону границы, будет просто бессмыслицей. Я не хочу судить о том, в какой мере мои усилия совпадают с усилиями других философов. Ведь написанное мною не претендует на новизну деталей, и я потому не указываю никаких источников, что мне совершенно безразлично, думал ли до меня кто-либо другой о том, о чем думал я. Хочу только упомянуть выдающиеся работы Фреге и моего друга Бертрана Рассела, которые в значительной степени стимулировали мои мысли. Если эта работа имеет какое-либо значение, то оно заключается в двух положениях. Bo-пepвыx, в том, что в ней выражены мысли, и это значение тем больше, чем лучше они выражены. Тем скорее они попадают в самую точку. Я, конечно, сознаю, что использовал далеко не все возможности просто потому, что мои силы слишком малы для этой задачи. Другие могут взяться за нее и сделать это лучше. Напротив, истинность изложенных здесь мыслей кажется мне неопровержимой и окончательной. Следовательно, я держусь того мнения, что поставленные проблемы в основном окончательно решены. И если я в этом не ошибаюсь, то значение этой работы заключается, во-вторых, в том, что она показывает, как мало дает решение этих проблем.

1. Мир есть все то, что имеет место.

1. 1. Мир есть совокупность фактов, а не вещей.

1. 11. Мир определен фактами и тем, что это все факты.

1. 12. Потому что совокупность всех фактов определяет как все то, что имеет место, так и все то, что не имеет места.

1. 13. Факты в логическом пространстве суть мир.

1. 2. Мир распадается на факты.

1. 21. Любой факт может иметь- место или не иметь места, а все остальное останется тем же самым.

2. То, что имеет место, что является фактом, – это существование атомарных фактов.

2. 01. Атомарный факт есть соединение объектов (вещей, предметов).

2. 011. Для предмета существенно то, что он может быть составной частью атомарного факта.

2. 012. В логике нет ничего случайного: если предмет может входить в атомарный факт, то возможность этого атомарного факта должна предрешаться уже в предмете.

2. 0121. Если бы для предмета, который мог существовать отдельно, сам по себе, впоследствии было бы создано соответствующее ему положение вещей – это выступало бы как случайность. Если предмет может входить в атомарные факты, то эта возможность должна заключаться: в самом предмете. (Нечто логическое не может быть только возможным. Логика трактует каждую возможность, и все возможности суть се факты.) Как мы не можем мыслить вообще пространственные объекты вне пространства или временные вне времени, так мы. не можем мыслить какой-либо объект вне возможности его связи с другими. Если я могу мыслить объект в контексте атомарного факта, я не могу мыслить его вне возможности этого контекста.

2. 0122. Предмет независим, поскольку он может существовать во всех возможных обстоятельствах, но эта форма независимости является формой связи с атомарным фактом, формой зависимости. (Невозможно, чтобы слова выступали двумя различными способами: отдельно и в предложении.)

2. 0123. Если я знаю объект, то я также знаю все возможности его вхождения в атомарные факты. (Каждая такая возможность должна заключаться в природе объекта.) Нельзя впоследствии найти новую возможность.

2. 01231. Чтобы знать объект, я должен знать не внешние, а все его внутренние качества.

2. 0124. Если даны все объекты, то этим самым даны также и все возможные атомарные факты.

2. 013. Каждая вещь существует как бы в пространстве возможных атомарных фактов. Это пространство я могу мыслить пустым, но не могу мыслить предмет без пространства.

2. 0131. Пространственный объект должен находиться в бесконечном пространстве (точка пространства есть аргументное место.) Пятно в поле зрения не должно быть обязательно красным, но оно должно иметь цвет, оно окружено, так сказать, цветным пространством. Тон должен иметь какую-то высоту, объект чувства осязания – какую-то твердость и т. д.

2. 014. Объекты содержат возможность всех положений вещей.

2. 0141. Возможность вхождения объекта в атомарные факты есть его форма.

2. 02. Объект прост.

2. 0201. Каждое высказывание о комплексах может быть разложено на высказывания об их составных частях и на предложения; полностью описывающие эти комплексы.

2. 021. Объекты образуют субстанцию мира. Поэтому они не могут быть составными.

2. 0211. Если бы мир не имел субстанции, то имеет смысл предложение или нет-зависело бы от того, истинно или нет другое предложение.

2. 0212. Тогда было бы невозможно построить образ мира (истинный или ложный).

2. 022. Очевидно, что как бы не отличался воображаемый мир от реального, он должен иметь нечто – некоторую форму – общее с действительным миром.

2. 023. Эта постоянная форма состоит из объектов.

2. 0231. Субстанция мира может определять только форму, а не материальные свойства. Потому что они прежде всего изображаются предложениями – прежде всего образуются конфигурацией объектов.

2. 0232. Между прочим: объекты бесцветны.

2. 0233. Два объекта одинаковой логической формы – помимо их внешних свойств- различаются только тем, что они различны.

2. 02331. Или предмет имеет свойства, которых не имеет ни один другой предмет, – тогда – можно просто выделить его из других посредством описания, а затем на него указать; или же имеется много предметов, все свойства которых являются общими для них, – тогда вообще невозможно указать ли одного из этих предметов. Потому что, если предмет. ничем. не выделяется, то я не могу его выделить, – ведь в этом случае получилось бы, что он выделяется.

2. 024. Субстанция есть то, что существует независимо от того, что имеет место.

2. 025. Она есть форма и содержание.

2. 0251. Пространство, время и цвет (цветность) есть формы объектов.

2. 026. Только если есть объекты, может быть дана постоянная форма мира.

2. 027. Постоянное, существующее и объект – одно и то м{е.

2. 0271. Объект есть постоянное, существующее; конфигурация есть изменяющееся, неустойчивое.

2. 0272. Конфигурация объектов образует атомарный факт.

2. 03. В атомарном факте объекты связаны друг с другом подобно звеньям цепи.

2. 031. В атомарном факте объекты сочетаются определенным образом.

2. 032. Тот способ, каким связываются объекты в атомарном факте, есть структура атомарного факта.

2. 033. Форма есть возможность структуры.

2. 034. Структура факта состоит из структур атомарных фактов.

2. 04. Совокупность всех существующих атомарных фактов есть мир.

2. 05. Совокупность всех существующих атомарных фактов определяет также, какие атомарные факты не существуют.

2. 06. Существование или несуществование атомарных фактов есть действительность. (Существование атомарных фактов мы также называем положительным фактом, несуществование – отрицательным.)

2. 061. Атомарные факты независимы друг от друга.

2. 062. Из существования или несуществования какого-либо одного атомарного факта. нельзя заключать о существовании или несуществовании другого атомарного факта.

2. 063. Действительность, взятая в ее совокупности, есть мир.

2. 1. Мы создаем для себя образы фактов.

2. 11. Образ изображает факты в логическом пространстве, т. е. в пространстве существования или несуществования атомарных фактов.

2. 12. Образ есть модель действительности.

2. 13. Объектам соответствуют в образе элементы этого образа.

2. 131. Элементы образа замещают в образе объекты

2. 14. Образ состоит в том, что его элементы соединяются друг с другом определенным способом.

2. 141. Образ есть факт.

2. 15. То, что элементы образа соединяются друг с другом определенным способом, показывает, что так же соединяются друг с другом и вещи. Эта связь элементов образа называется его структурой, а возможность этой структуры – формой отображения этого образа.

← Вернуться