Откуда взялся протестантизм в России и к чему он пришел за долгие годы существования в нашей стране? Об этом, в преддверии почитаемого среди представителей этой ветви христианства Дня Реформации (31 октября), размышляет Оксана Куропаткина, эксперт Центра проблемного анализа.
Протестантизм как религиозное направление сложился в 16 веке в результате Реформации. Его основные особенности: протестант уверен, что его спасает личная вера, поэтому любой церковный институт имеет вторичное значение в сравнении с человеческой личностью, сделавшей выбор в пользу Христа. Протестант уверен, что человека спасает только Христос, из чего следует, что все посредники между Богом и человеком исключаются. В протестантизме нет культа почитания святых. Протестант уверен, что человек спасается только благодатью и милостью Божьей. Добрыми делами спасение заслужить невозможно. Действие благодати однако измеряется тем, насколько праведно живет человек. Но первична милость Бога к падшему грешнику. И последнее важное отличие. Протестант признает единственным авторитетным источником Священное писание. Поэтому Предание Святых отцов принимается только, если оно не противоречит Библии. Поскольку каждый человек может толковать Писание как ему угодно, как его вдохновит Дух Божий, в протестантизме изначально возникло множество разных направлений. В России они представлены практически во всем своем разнообразии. В протестантизм включается не только классическое лютеранство, кальвинизм и англиканство, но и вторая и третья волны Реформации: баптисты, адвентисты и пятидесятники. В нашей стране больше всего именно представителей второй и третьей волны.
На сегодняшний день в РФ насчитывается полтора миллиона протестантов. Вместе они занимают третье место по численности после православных и мусульман. Отметим, что на русской земле протестантизм появился в 16 веке, практически сразу после его появления в Европе. Это произошло, главным образом, благодаря приезжим иностранцам, которым русские цари позволяли отправлять свой культ беспрепятственно, но с запретом обращать в свою веру русских людей. Параллельно развивался «народный протестантизм» — сообщество, отколовшееся от православной церкви, обладающее протестантской догматикой и живущее своими отдельными общинами.
В 19 веке на базе этих общин появились баптистские проповедники, учредившие организованную и связанную с зарубежными церквями конфессию. В советский период некоторые направления протестантизма полностью исчезли. Во время перестройки, когда было разрешено свободно проповедовать свою веру, эти новые направления стали стремительно набирать последователей. Открывались многочисленные церкви. Проповедь шла беспрепятственно. На сегодня протестантизм — это сложная конфессиональная группа, состоящая из множества направлений, союзов, ассоциаций и церквей.
Примечательно, что протестанты являются самой религиозной группой из всех имеющихся сегодня в России. Христиане этого направления чаще других верующих посещают богослужения, чаще молятся, чаще читают Писание. В их церквях очень много молодежи. Кроме того, у протестантов культивируется традиция крепких браков, разводы случаются редко, существует традиция многодетных семей. То есть протестанты заинтересованы в том, чтобы традиция веры передавалась из поколения в поколение, и чем больше детей будет в семье, тем лучше. Еще одна особенность русского протестантизма - культ труда, что является характерной чертой всего протестантизма, не проводившего четкой границы между сакральным и профанным, то есть областями, которые не важны для Бога. И человек, принявший протестантскую веру, старается служить Богу на любом месте, где бы он ни находился. Мирской труд связан с тем местом, которое Бог предназначил каждому человеку: на каком месте ты ни находился бы, ты обязан исполнять свои обязанности максимально честно и с максимальной отдачей. И твой успех на рабочем месте - средство прославления Бога, считают протестанты.
Сосредоточенность на мирском деле особенно актуальна для России, где исторически считается, что человек к труду относится небрежно, недостаточно добросовестно. А протестанты - те, кто трудятся добросовестно. Их отличительная черта не та, что они зарабатывают больше денег, а в том, что они не пьют на рабочем месте (и за его пределами) и честно выполняют свои рабочие обязанности. Благодаря этому честному труду Россия может преобразиться. Эта идея активно культивируется в протестантских церквях.
Протестантское сообщество чаще всего представлено как приход во главе с пастором. У православных и мусульман приходская форма, то есть группа верующих, собирающихся на общее богослужение, как живой действующий институт, только развивается. Активность верующих чаще всего выражена во внеприходских формах и ассоциациях. У протестантов вся активность: и богослужебная, и социальная, сосредоточена в общине прихода. Там, как правило, есть множество тематических служений. Вновь пришедший человек может сразу подключиться к ним в зависимости от своих вкусов и пожеланий.
На организационном уровне протестантизм существует в форме союзов и ассоциаций. Они не всегда связаны с одним конфессиональным направлением. Они могут включать в себя церкви нескольких протестантских направлений. И такая межденоминационная открытость становится все более распространенной. Кроме того, в протестантизме набирают силы межденоминационные проекты. Протестанты понимают, что их проповедь будет более действенной, если они будут сплоченными и смогут на время оставить свои разногласия. Такие форматы существуют в виде советов пасторов какого-либо края, области и т. д., которые активно отстаивают интересы протестантских общин в отношениях с властью. Есть так называемый Евангельский собор, на который собираются христианские интеллектуалы изо всех конфессий, чтобы выработать свою согласованную позицию. Такие формы становятся все более распространенными.
Как протестантизм взаимодействует с другими конфессиями и религиями? Самый актуальный вопрос - взаимоотношение протестантизма с православием. После перестройки отношения сводились исключительно к острому конфликту. Православных раздражали протестантские миссионеры, протестантов - наличие полугосударственной, с их точки зрения, церкви. По прошествии времени у протестантов, как у интеллектуалов, так и обычных прихожан, возникло понимание, что православие никуда не денешь, и каким-то образом взаимодействовать нужно. Такое взаимодействие выстроено достаточно хорошо на официальном уровне. Протестанты входят вместе с православными в Христианский межконфессиональный консультативный комитет (ХМКК). Протестантов неоднократно приглашали на обсуждение различных общих проблем, на всемирный русский народный собор. Практическое общение межцерковных дипломатов происходит постоянно. Оно особенно усилилось во время патриаршества Кирилла. Стратегическая инициатива при этом наблюдается со стороны протестантов. Они понимают, что православие во многом определяет содержание российской культуры, и чтобы интегрироваться в российскую культуру, протестантам невозможно игнорировать тысячелетний опыт православия. Во многих протестантских семинариях в библиотеках на полках стоят книги, посвященные Святым отцам православия и их наследию. Отношения с иными религиями: с исламом, буддизмом, язычеством часто остаются конфликтными, поскольку священнослужителей этих религий еще больше, чем православных, раздражают протестантские миссионеры, которые в нерусских регионах имеют большой успех. При этом протестанты стараются по возможности ни с кем не ссориться и налаживать отношения. Есть прецедент, когда самая большая протестантская церковь, и не где-нибудь, а в столице Дагестана сумела наладить отношения не только с республиканской властью, но и даже с родственниками новообращенных. Протестанты настроены на активное миссионерство, это их неотъемлемая черта. Но при этом они стараются устроить так, чтобы никого не обидеть и не задеть.
Еще один важный аспект - отношения протестантизма со светским обществом. Протестантизм позиционирует себя как общность, открытую всем этносам, пропагандирующую межэтническую толерантность. Протестанты лояльны к межэтническим бракам, к друзьям из других этносов. Их церкви открыты для всех. В нерусских регионах, создавая свои церкви, протестанты стараются максимально сохранить межэтнический колорит. Богослужение ведется на национальном языке. На него переводится Писание. Песни, танцы, если они приняты в богослужении, максимально приближены к этническим особенностям. Это определенная часть имиджа для всего общества. «Мы не отменяем традиции, мы проповедуем истинного Бога…». Протестанты в ответ на упреки в том, что они - носители американской культуры, все чаще говорят о себе как о носителях русской культуры.
Примечательно, что протестантские интеллектуалы выстраивают свою традицию от стригольников и жидовствующих. Говорят даже, что реформаторская традиция в России началась еще до европейской Реформации. Протестантизм оказывается тоже частью (пусть и маргинальной) национальной русской культуры, и протестанты осознают себя частью этой культуры при сохранении критического отношения к некоторым ее особенностям. Протестантам особенно хорошо удается не столько сознание убедительных интеллектуальных концепций, сколько позиционирование себя как активных и полезных членов общества, занимающихся благотворительностью, социальными проблемами. Практически каждая протестантская церковь из имеющихся 6000-7000 по России занимается тем или иным социальным проектом. Хорошо известны протестантские реабилитационные центры для алкоголиков и наркоманов. Это одна из самых сильных частей их обращенной к обществу программы. Недаром протестанты часто подчеркивают, что перед лицом большого числа проблем, стоящих перед российским обществом, необходимо говорить не о том, кто из религий традиционно присутствует на российской земле, а том, как можно сплотиться для решения этих проблем. Информация о служении протестантских общин все чаще попадает в прессу, и постепенно меняется к ним и общественное мнение. Всероссийского опроса на эту тему произведено не было. Однако по данным, полученным из Забайкальского края, местные жители скептически относятся к обрядовой стороне протестантизма, но их привлекает практика протестантских церквей.
Стоит также отметить мнение протестантов о будущей сборке нации. В современном протестантизме есть несколько взглядов на Россию, российскую историю, российское будущее. В протестантской элите складывается точка зрения, что будущее России будет основано именно на христианских ценностях. Неважно, как будет называться государственная идеология. Важна христианская основа будущего российского общества. Такое общество принято называть «Россией евангельской», противопоставляя ее «России византийской», выстроенной на культе автономной, ни от кого не зависящей власти и на культе государственной церкви. Но такие представления о будущем пока остаются внутренней дискуссией протестантской элиты. Другая, более распространенная версия, заключается в том, что будущее России светло, так как она является особой страной. В этом взгляде протестанты пересекаются с православными, считающими, что рано или поздно молитвы многочисленных погибших в разные эпохи праведников наконец произведут изменения к лучшему, и что у Бога есть особый план в отношении их родины.
В самых широких протестантских массах имеют хождение две концепции. Первая состоит в том, что будущее России - во встраивании ее в цивилизованный мир путем отстаивания в российском обществе ценности прав личности, в частности, прав личности на религиозную свободу. Тут надо отметить жесткую критику протестантами Запада за однополые браки, легализацию эвтаназии и многое другое, что они считают несовместимым с библейскими заповедями. То есть у Запада нужно заимствовать только уважение к правам личности, а все остальное нам не нужно. Вторая концепция, самая распространенная, состоит в том, что необходимо апеллировать не к государству, а к обществу. Ему необходимо сплотиться на основе общего дела, которым нужно считать милосердие, благотворительность, помощь попавшим в беду. И здесь у протестантов есть безусловные козыри.
В протестантской концепции отношений с государством существует некоторый парадокс. С одной стороны, они говорят, что необходим приоритет закона и защиты прав личности. И государственный аппарат прежде всего призван эти права и свободы обеспечивать. С другой стороны, государство и государственная власть - это ценность, каждый добропорядочный протестант должен молиться за власть и думать о том, как ей помочь в реализации ее функций. Любая критика государственной власти должна проводиться максимально корректно. Если чиновники годами закрывают двери перед протестантами, значит, в понимании самих протестантов, они сами плохо работают и надо изыскивать новые способы самопрезентации. Если протестанты и поддерживают мирное выражение протеста, то они против оказания сопротивления представителям правоохранительных органов - это нарушение библейской заповеди об уважении к власти и молитве за нее.
За последние 25 лет российский протестантизм стал неотъемлемой частью и конфессионального поля, и общественной жизни. При этом достаточных ресурсов, чтобы быть услышанными широкими народными массами в России, у протестантов пока нет. Но они активно работают в этом направлении. Отношения с государственной властью в последнее время в крупных городах чаще стали складываться благоприятно, хотя на местах эти отношения далеко не всегда радужны. Одна из самых главных проблем для российских протестантов - выработка собственной идентичности. Восприятие протестантов как агентов западного влияния остается стереотипом массового сознания. Пока преодолеть его протестанты не могут, хотя активно стараются это сделать, получая религиоведческое и культурологическое образование, пытаясь выработать своей национальное богословие. Решение проблемы включенности протестантов в русскую культуру остается делом будущего. Протестанты в силу своей конфессиональной практичности и сосредоточенности на решении конкретных проблем не могут пока предложить обществу и государству свой целостный и связанный проект, свое видение российского и собственного будущего. Остается также вопрос, сумеют ли протестанты выстроить отношения со всеми активными участниками общественно-политического процесса и сохранить при этом свою идентичность, как им не свалиться в маргинальность и сектантство, а с другой стороны — как не стать придатком современного государства.
После угара перестройки российское общество потянулось к Богу. Количество приходов традиционных и не очень для России церквей росло на глазах. Одни, как Русская Православная Церковь, все время были на виду, другие не афишировали своей деятельности. Российские протестанты относились ко второй категории, что не помешало им стать сегодня самой быстро растущей конфессиональной общностью страны.Долгое время протестантизм в России был уделом национальных меньшинств. Лютеранами (одна из ветвей протестантизма) в массе своей были обрусевшие немцы и народы Прибалтики. В 1832 г. немецкому лютеранству придали статус государственной религии. С вхождением в состав Российской империи Финляндии в числе российских подданных оказались финские лютеране. В конце XIX в. в Россию начал проникать баптизм – новое для тогдашнего протестантизма направление. Баптисты были более других склонны к миссионерской деятельности среди населения, что, естественно, не одобрялось государством, официальной религией которого было православие. Тогда сложилась определенная традиция противостояния баптистов и господствующей церкви (православной). Дело в том, что баптисты считают крещеных, но не воцерковленных православных так называемыми "номинальными христианами", которых можно и должно принять в свои ряды. Соответственно, большое число российских подданных оказались в поле миссионерских усилий баптистских проповедников.
В советское время протестантские общины, как и все остальные религиозные объединения, испытали на себе гнет репрессивного аппарата государства. Примерно половина баптистов вообще ушла в подполье, ибо считала государственную регистрацию общин "печатью Сатаны". С перестройкой и объявлением религиозных свобод баптистские общины легализовались и начали расти количественно. Надо отметить, что баптисты не едины. Наиболее активную часть их религиозных объединений представляют пятидесятники, отличающиеся от классических баптистов. В советское время зарегистрированных пятидесятников силком загнали в единую с остальными баптистами общественную структуру – так их было легче контролировать. Однако с кончиной советского строя пятидесятники быстро отмежевались от остальных.
Сколько сегодня в стране пятидесятников, сказать довольно сложно. В Российской Церкви христиан веры евангельской (пятидесятники) мне назвали цифру в 300 тыс. человек. В приватных беседах говорят о других данных – от 400 тыс. до 1 миллиона. Показательный факт: самый массовый митинг протеста в Москве за последнее время удалось организовать как раз пятидесятникам. Этим летом более 500 человек из одной пятидесятнической религиозной организации митинговали в центре столицы по поводу того, что им долгое время не выделяли землю под храм. Государственные СМИ стыдливо умолчали о гражданской акции верующих, а в российском протестантском сообществе она имела широкий резонанс.
На первом общем съезде пятидесятников в 1990 г. было зарегистрировано только 56 религиозных объединений и групп. Сегодня их – более двух тысяч. Кроме Москвы, много протестантских общин в Сибири – там, в некоторых регионах, количество протестантов почти равно количеству православных. Из числа зарегистрированных в религиозных общинах, конечно.
О причинах популярности протестантизма, а также о перспективах его развития в России мы побеседовали с несколькими экспертами. Религиовед Александр Владимирович Щипков был одним из первых, кто еще 10 лет назад дал прогноз о росте числа протестантов, особенно пятидесятников. Объяснение этому он приводит довольно неожиданное: "У пятидесятников присутствует элемент экзальтации в обрядах. В России достаточно людей, склонных к этому. Вспомните массовые русские секты хлыстов, скопцов и прыгунов в прошлом. А поскольку из всех христиан именно пятидесятники занимают эту специфическую нишу и держат монополию на экзальтированную форму богослужения, то люди, склонные к подобной экзальтации, к ним все равно пойдут" . Говоря о перспективах, Александр Владимирович утверждает, что массовым протестантское движение в ближайшее время не станет, но будет расти количественно, а главное – качественно, за счет повышения образовательного уровня верующих.
Пастор прихода Св. Иоанна Богослова Евангелическо-лютеранской церкви Ингрии (лютеране финского обряда) Константин Андреев также считает, что численный рост протестантов продолжится. Правда, что касается самих лютеран, которых всего 15 тыс., то они трезво смотрят на вещи, но "нам приятно полагать, что мы остаемся Церковью думающего меньшинства", – резюмировал пастор.
Павел Анатольевич Бак, первый заместитель Начальствующего епископа Российской Церкви христиан веры евангельской (пятидесятники), уверен, что перспективы у русского протестантизма есть, и вот почему: "Российский протестантизм наднационален, так как Господь сказал: "Я создам Церковь свою", не отдавая приоритета кому-либо по национальному или религиозному признаку. Это чуждо духу Евангелия" . Ажиотажа в принятии протестантизма не наблюдается, продолжил Павел Анатольевич, но уверенный динамичный рост общин есть. Причины успеха – в феномене российского бытия: российские народы тяготеют к сохранению чувства корпоративности, соседства, а сегодняшний мир делается все более индивидуалистичным. По словам Бака, пятидесятники как раз предлагают добрососедские отношения и проповедуют о личном опыте общения с Богом, где чудо – неотъемлемая часть Боговосприятия.
Несколько лет назад в соседней с Россией Латвии задумали посчитать число верующих. Посчитали – и были ошарашены результатами. В традиционно протестантской стране количество православных превысило число протестантов. Начали выяснять, в чем же дело, и оказалось, что латвийские русскоязычные (не только русские по национальности) считают себя православными хотя бы в силу крещения, а латыши себя протестантами – только если регулярно ходят в церковь и исполняют ежедневные обряды. К чему мы это?
Россия считается православной страной, хотя людей, регулярно ходящих в храмы, у нас едва ли десятая часть от всех крещеных (недавно кто-то из экспертов озвучил цифру в 4% верующих от числа крещеных). Может статься, через несколько десятков лет, а то и раньше, у нас проявится "эффект Латвии". То есть формальным большинством крещеных останутся православные, а большинством верующих станут протестанты. Хорошо это или плохо – одному Богу известно.
Струкова А., Филатов С.
Впервые в России появилась действительно многочисленная протестантская интеллигенция.
«Быть русским значит быть православным» — эта сентенция Федора Достоевского вплоть до наших дней имела глубокий культурный смысл.
Русское самосознание на протяжении веков складывалось в тесной связи с православной церковностью. История России осознавалась основной массой населения страны как история утверждения и сохранения православной идентичности и поэтому, по крайней мере на уровне национального сознания, подвергалась сакрализации. Культура России (в том числе и светская культура XVIII-XIX веков) воспринималась, иногда осознанно, иногда неосознанно, как производное от православной религиозности.
Эта идеологема после сравнительно короткого периода 20-30-х годов XX века существовала в некой извращенной форме и в советском атеистическом сознании. Ее можно было бы сформулировать приблизительно так: «хотя мы в Бога не верим и вообще — религия опиум для народа, но православие — это наша религия, это наш советский опиум, а другие религии — иностранные и поэтому более опасные наркотики». Актуальна она и по сей день, и в этом, вероятно, проявляется одна из черт России как «постатеистического» общества. Значительная часть общества воспринимает православие как замену прежней коммунистической идеологии. Отсюда родилось представление об угрозе национальной безопасности со стороны иностранных миссионеров и даже всех религиозных меньшинств.
Было бы непростительным лукавством утверждать, что неразрывная связь русского самосознания с православием является исключительно результатом органичного естественного развития национальной жизни русского народа. В течение столетий российская власть культивировала моноконфессиональность русского государства. Подданный русского монарха должен был быть православным. Постепенно жизнь заставляла отказываться от этого принципа. При Петре I за российскими подданными западноевропейского происхождения было окончательно признано право быть протестантами и католиками, а при Екатерине II право на мусульманство появилось у тюркских и кавказских народов. Но русский мог быть только православным — переход в другое вероисповедание был государственным преступлением.
У россиян — западноевропейцев по происхождению формировалось особое, маргинальное сознание добрых подданных императора, но при этом чуждых основному течению национальной жизни. Немцы-лютеране или поляки-католики были верными сынами Российской империи, но все то, что составляло основу патриотизма русских, оставалось им чуждым.
Трагичнее складывалась судьба неправославных русских. Староверы, духоборы, молокане, а с конца XIX века и баптисты вплоть до 1905 года подвергались не просто дискриминации, но жестоким репрессиям. Власть выбрасывала их за пределы государственной и общественной жизни, общественное мнение видело в них чужаков. В результате у русских религиозных диссидентов вырабатывалось специфическое этнорелигиозное сознание. Они не считали себя вполне русскими, а в крайних случаях вообще не считали себя русскими. Не только вера, но и самосознание, особенности быта — фасон одежды, оригинальная лексика, фольклор и так далее — отделяли русского религиозного диссидента от русского религиозного конформиста. Религиозный диссидент находился в социальном и культурном гетто, из которого лучше было не высовываться. Ему не приходило в голову предлагать свои решения национальных задач и направление развития страны. Тем не менее он, каково бы ни было его вероисповедание, вследствие своей гонимости и дискриминируемости, был потенциальным поборником политической свободы и демократии.
Впервые в истории России подобное положение вещей оказалось под ударом в начале XX века. Закон 1905 года предоставил меньшинствам возможности участия в национальной общественной и культурной жизни. Тогда, в начале XX века, обретенной свободой в наибольшей степени воспользовались старообрядцы. Они успели проявить себя в общественной и политической жизни России, предложить свой «проект» развития страны. Сразу после революции евангелическое движение, возглавляемое Иваном Прохановым, предприняло решительную попытку преодолеть невидимые границы гетто, в котором находился русский протестантизм. По инициативе Проханова в марте 1917 года даже была создана «Христианско-демократическая партия "Воскресение"», претендовавшая на общероссийское значение и ставившая своей целью преображение России на евангельских принципах. Трудно предположить, как бы дальше развивалась ситуация, если бы с конца 1920-х годов советская власть не начала политики тотального искоренения религии. Но после конца 1920-х годов все достижения религиозных меньшинств в их попытках укорениться в русской жизни были уничтожены.
Но то, что произошло, парадоксальным образом способствовало становлению русского протестантизма в наши дни. С одной стороны, укорененность русских в православной культуре была сильно подорвана. С другой стороны, в советский период по инициативе властей, но и не без содействия некоторых из уцелевших от репрессий протестантских лидеров были уничтожены многие черты протестантской самобытности. Производилось это уничтожение посредством конкретных рычагов воздействия — силовых структур и системы организации труда в советской стране, с одной стороны, и идеологической машины, единой системы образования и монополии на СМИ — с другой. Протестантская субкультура в советском государстве была обязана умереть. Оставшиеся протестанты, как известно, были помещены под контроль Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов (ВСЕХБ), где всякое противостояние государственным и общенародным ценностям было невозможно.
Однако в результате это унижение протестантов стало одним из источников их нового подъема в наше время. Поясним нашу мысль. За советский период все население нашей страны в целом было приведено к единой системе мировоззрения, даже глубже, к единому типу ментальности — недаром говорят иногда о феномене homo sovieticus. Маргиналов было немного, и они в целом изживались. Все советские дети получали одинаковое стандартизированное образование, все советские люди могли читать только те книги, которые были в библиотеках, смотреть только те фильмы, которые показывались сперва по одной, потом по трем программам советского телевидения. Но результатом такого уравнения стало не полное исчезновение в стране религиозных меньшинств, а, напротив, предпосылки для их широкого распространения в обществе после падения государственного атеизма.
Дело в том, что те протестанты, которые сумели выжить в советских условиях, постепенно перестали в основной своей массе быть чужими окружающему их обществу. Прежнего врага — православной церкви, инициировавшей преследования протестантов, как активной социальной силы вскоре не стало, а воинствующих атеистов в народе все-таки не было реально много. В поздний советский период преследования были в основном со стороны государства, но не общества, и то только в отношении особо непокорных.
Но при всем при этом благодаря государственной политике социальный статус протестантских общин на протяжении всей советской эпохи оставался сугубо маргинальным. Социальными (а не только культурными) маргиналами стали даже те, кто не был ими до революции, — например, лютеране, принадлежавшие к элите дореволюционного российского общества. Всем верующим людям ставили препоны в карьерном продвижении, фактически не допускали их к высшему образованию и к сколько-нибудь авторитетным государственным должностям. А запрет миссии и религиозного обучения делал невозможной какую-либо реальную «инкультурацию» протестантов.
Мощный толчок развитию российского протестантизма дало падение советской власти. Одно время у нас в стране была разрешена всякая миссия, и homines sovietici хлынули в том числе и в протестантские общины. Основную часть прихожан — которая, кстати, в численном отношении выросла невероятно — составили люди из безрелигиозных семей, получившие атеистическое воспитание и не знавшие какой бы то ни было религиозной традиции. Так был фактически открыт путь к превращению протестантизма в России в массовое явление.
Первые лет пять события, казалось бы, развивались в направлении, препятствующем формированию подлинно русского протестантизма и его адаптации российским обществом. Неофиты из числа протестантов обычно гордились тем, что являются членами американской или шведской церкви, и при случае нередко использовали возможность эмигрировать. Но даже в этот период начала 1990-х, когда русские протестанты в большинстве своем не думали о своей русскости и видели свой духовный идеал в США и других странах Запада, шло формирование общественно-политического самосознания русских протестантов — большинство новообращенных верующих уже в тот период были людьми демократической ориентации.
Теперь мы видим, что естественный всплеск интереса ко всему иностранному после почти семидесяти лет проживания в закрытой стране продлился не так уж долго. Есть внешние обстоятельства, в некоторой степени определяющие судьбу российского протестантизма сегодня. Так, российские протестанты, как и большая часть россиян, испытали на себе негативные последствия либеральных реформ и невозможность быстрого построения в нашей стране правового демократического государства. В результате парадоксально, но факт: антизападнические настроения стали сегодня свойственны даже, казалось бы, самым убежденным «западникам» из числа российских протестантов. Яркий пример — название недавней статьи человека, считающего себя протестантом, — Михаила Неволина, под удивительным, ибо оно порождено, повторимся, внутри протестантизма, названием: «Патриоты ли протестанты?» Вот характерный пассаж из этой статьи: «О протестантах сложилось мнение как о людях, которые, мягко говоря, не очень любят свою страну. Оно возникло не на пустом месте. Мы сами этому немало поспособствовали». «Мы можем и должны молиться за наш народ, за нашу Родину, за власти, но делаем ли мы это?» — говорит автор.
Следует учесть и негативные последствия первых лет «либерализации» — рост ксенофобии среди населения России, вынуждение «иноверцев» отстаивать свое право на существование в России перед властями и обществом (чего стоят хотя бы история с законом 1997 года о свободе совести и определение государством легитимности существования той или иной общины по давности ее существования на советской территории).
Но есть и более глубокие — не только социополитические, но и культурные предпосылки этого нового движения. Волна агрессивного «антизападничества» постепенно спадает, но последствия советского «просвещения», о которых мы уже говорили выше, сегодня активно действуют. Кроме сказанного, добавим также, что путь к «инкультурации» в России в настоящее время в значительной мере облегчен трансформацией самого представления русских о своей традиционной культуре. Память о православии как о духовной основе российской культуры в народе в целом присутствует, но реально под православием часто понимается культурное наследие России — памятники литературы, изобразительного искусства, традиции праздников, но не собственно религиозная жизнь. Подобный стереотип восприятия православия довольно сильно укрепился за советское время не без участия самой Русской Православной Церкви (РПЦ), так что сегодня внешняя «православность» считается уже вполне достаточным условием «русскости». В связи с этим становятся более ясными те требования, которые современное российское общество предъявляет конфессии, которую оно готово воспринять как национальную.
Современная «инкультурация» протестантизма в России предполагает три основных составляющих:
1. Собственно культурное укоренение на русской почве — осознание протестантами своей принадлежности русской исторической традиции, русской духовности и ментальности.
2. Осознание протестантами своей ответственности за судьбы родины, своей обязанности и способности изменить Россию к лучшему. Формирование русского протестантского патриотизма, предполагающее свое специфически протестантское национальное чувство.
3. Признание русским общественным мнением, русским национальным сознанием протестантов и протестантской субкультуры своей неотъемлемой частью.
Надо сказать, что полное включение религиозных диссидентов в национальную культурную, общественную и политическую жизнь — задача, которая не только в России, но и в других европейских странах решалась на удивление поздно: часто уже после того, как все другие политические свободы были достигнуты и права обеспечены. Протестанты во Франции и католики в Англии стали полноценными французами и англичанами только в XX веке, лютеране и православные борются за полное равноправие внутри польской нации еще в наши дни.
Как же дело с протестантской инкультурацией в России обстоит сейчас, в первые годы XXI века?
Церкви протестантов, во-первых, в основной своей массе сегодня уже обрусели этнически. Уже сейчас во главе общин стоят главным образом русские пасторы, а не присланные из-за рубежа миссионеры. Среди лидеров современного харизматического движения — практически все с русскими фамилиями: Никитин, Большаков, Поляков, Баранов (это в Петербурге), перечислять можно долго. Значительную часть прихожан даже «национальных» церквей (например, немецкой и финской лютеранских) составляют русские. Очень показательна в этом отношении Церковь Ингрии: формально она была создана ингерманландскими финнами, однако сегодня большинство ее прихожан даже не имеют финских корней. Вообще, как показывает опыт последних десяти лет, возрождение «этнических» протестантских общин в России далеко не всегда способствует возрождению национальной культуры религиозных меньшинств. Большинство прихожан, чувствующих себя немцами, финнами, эстонцами, латышами etc., в результате покидают Россию при помощи тех самых религиозных организаций, которые были призваны их там поддерживать. Остаются в основном те, кто чувствует себя в России на родине, а это как раз обрусевшие представители этнических меньшинств. К ним легко, не чувствуя культурных барьеров, присоединяются «ищущие» русские.
Важно, что впервые в России появилась действительно многочисленная протестантская интеллигенция. По сравнению с интеллигенцией других деноминаций, интеллигенция протестантская на сегодняшний день наиболее открыта богословскому поиску и всевозможным новациям. Собственно, ряд современных протестантских общин в России и является результатом таких поисков. Например, в 1991 году в Петербурге группа художественной интеллигенции (преимущественно реставраторы, познакомившиеся при восстановлении баптистского Дома Евангелия на Боровой) создала самостоятельную харизматическую общину «Союз христиан». Также в начале 1990-х в среде интеллигентов, самостоятельно изучавших Библию на домашних собраниях, «самозародился» ряд кальвинистских общин — в Москве и Твери, затем в Брянске и Омске. «Старые» общины также испытывают приток творческих людей, в особенности образованной молодежи, что кардинальным образом меняет их «культурное» лицо.
Одно из наиболее видимых проявлений «инкультурации» протестантизма — это свойственное практически всем активным протестантским церквам в современной России более или менее осознанное стремление к элементам православной обрядности. Можно сказать, что, несмотря на частичную утрату русскими культурной преемственности в течение XX века, неосознанное представление о том, как должна быть оформлена вера, у многих сохранилось. Поэтому в деревнях, где вот уже лет восемьдесят не появлялся хоть какой-нибудь христианский священник, а о православии знают по литературе, кино и бабушкиным сказкам, протестантского пастора нередко сегодня уже называют «батюшкой».
Традиционные внешние формы протестантской церкви — молитвенный зал без украшений, пастор в светском сером костюме — все это, как показали последние десять лет, скорее отпугивает потенциальных прихожан. Устойчивое представление русских о том, что в церкви должно быть благолепие, а священники должны быть в рясах, несмотря на все пертурбации советского периода, никуда не делось. Более того, неприятие богослужений в кинотеатрах и домах культуры после коммунизма стало еще сильнее — так как они отдают комсомольскими и партийными собраниями. В деревнях поэтому протестанты нередко вызывают особую иронию, когда организуют богослужение в заброшенном сельском клубе — словно бы на смену прежним лекторам-просветителям и парторгам. Поэтому сегодня многие протестантские церкви стараются строить собственные здания, причем по возможности «с благолепием». И эта тенденция появляется во многих протестантских деноминациях. В последние годы, например, в православном стиле построены большие церковные здания баптистами в Сыктывкаре и пятидесятниками в Самаре.
На Пасху во многих протестантских общинах в разных частях России сегодня устраивают крестные ходы и застолья с куличами, на Вербное воскресенье — украшают залы вербой. Повсюду на богослужении появляются свечи. Священники, помня старинную русскую поговорку «встречают по одежке», надевают планки и шьют себе нарядные облачения, надевают кресты (некоторые говорят, что прихожане сегодня уже привыкли к пастору с крестом и если пастор его не наденет, то могут подойти после службы и поинтересоваться, в чем причина).
И не стоит усматривать в этих начинаниях пасторов исключительно популизм и миссионерский ход. Мы здесь имеем дело с глубокой внутренней эволюцией многих российских протестантских общин. Меняются не только формы, меняются и многие убеждения. В том числе, казалось бы, важнейший форпост протестантской религиозности — положение об иконопочитании.
Подобная «инкультурация» осознается разными протестантскими церквами по-разному. Из всех протестантских деноминаций в России реально противостоят таким нововведениям на сегодняшний день только баптисты-евангелисты. Этому препятствуют и баптистское вероучение, в наибольшей степени отвергающее сакрализацию культуры, и историческая судьба баптизма в России, сформировавшегося еще во второй половине XIX века в противостоянии основному потоку русской культуры и официальной идеологии. Большинство элементов православной культуры и сегодня ассоциируются у баптистов с тьмой, невежеством, предательством Слова Божия.
Те же баптисты, которых привлекает собственно русская религиозная культура, церковная обрядность РПЦ, вынуждены порвать с баптизмом в Петербурге.Редкий, но яркий пример — Евангелическая русская церковь, созданная выходцами из баптистской церкви на Поклонной горе. Лидер ЕРЦ— Евгений Николаевич Недзельский, бывший баптист, воспитанник старшего пресвитера Российского союза евангельских христиан-баптистов (ВСЕХБ) Сергея Николаева. За слишком тесные контакты с православными и увлечение богослужебными элементами Русской Православной Церкви Недзельский был некогда отлучен от ВСЕХБ. В своей проповеднической деятельности уже много лет он пытается соединить баптистскую догматику, русскую духовную традицию и собственные политические взгляды, близкие идеологии умеренных патриотов-государственников. При создании ЕРЦ в замыслы Недзельского и его единомышленников входило создание протестантской церкви «с русским лицом», совмещение протестантской службы (с центральным значением проповеди), общинной жизни, характерной для протестантских церквей с традициями русской духовности и элементами православной литургии. Особенностями богослужения в ЕРЦявляется, в частности, наличие особого облачения у священнослужителей, использование свечей и икон, звучание православных песнопений. Остаться в рамках современного Союза ЕХБ такой общине, конечно, было невозможно.
Напротив, иную картину представляет пятидесятничество,развивающееся последние 20 лет особенно бурно. Несмотря на вероучительную близость баптизму, оно проявляет неожиданно сильную способность к такого рода инкультурации «через обряд». В пятидесятнической ментальности есть черты, принципиально отличающие пятидесятников от баптистов. Возможно, причина этого коренится в своеобразии пятидесятнического богослужения, легко адаптирующего темы и образы окружающей культуры. К тому же пятидесятнические общины в основном состоят из людей, пришедших к вере недавно. Им чуждо характерное для баптистов сознание гетто, выработанное за долгие годы противостояния окружающему обществу. В особенности это касается молодого харизматического направления, наиболее свободно относящегося к построению богослужения и оформлению церкви. Иконы сегодня сплошь и рядом украшают сцены собраний харизматов — новое поколение пятидесятников убеждено в возможности славить Бога любым способом (из тех же соображений некоторые рок-группы харизматических церквей, к слову, ломают о голову кирпичи).
Довольно легко принимает «местные» формы и распространившийся за последние годы по всей стране методизм. В методизме, в сравнении с другими течениями протестантизма, мало внимания уделяется догматике, поэтому он легко эволюционирует под воздействием окружающей культуры. Кроме того, история методизма в России не похожа на историю баптизма и пятидесятничества: он возник в нашей стране в начале 90-х годов XX века в атмосфере идейного и духовного хаоса, когда любая вера казалась «нормальной» и не испытывала ксенофобского давления окружающей среды. И эти первые годы существования в комфортных условиях облегчили первый, самый сложный шаг навстречу русской культуре. Сегодня в российском методизме присутствует выраженное «патриотическое» крыло, настроенное на выбор отечественного епископа и на построение национальной методистской церкви. Один из лидеров этого движения, суперинтендант Северо-Западного региона Андрей Михайлович Пупко, кстати, выходец из той же баптистской общины, что и Евгений Недзельский, является инициатором стилизации нововозводимых зданий Российской объединенной методистской церкви (РОМЦ) под русскую православную церковную архитектуру и утверждает, что это способствует евангелизации среди русских. Сам Андрей Пупко практикует в богослужении ношение специального пасторского облачения, православного креста, во время службы на сцену в зале помещает икону. В методистской общине «Вифания» в городе Пушкине, где служит Пупко, нам приходилось встречать довольно развернутое рассуждение о возможности молитвы через икону (прежде чем решиться на такой шаг — поместить икону на богослужении, — пастор Андрей Михайлович, кстати, проконсультировался у местного православного священника отца Геннадия и посоветовался с собственным епископом Минором). Образ «протестантского батюшки», пожалуй, наиболее применим именно к Пупко — в деревнях Северо-Запада его так и встречают: «приехал наш святой отец Андрей Михайлович».
Помимо стремления к «благолепию», параллельно с ним, в различных протестантских деноминациях растет интерес к православному богословию и русской духовной и культурной традиции. И среди баптистов, и среди пятидесятников, и среди методистов можно услышать рассуждения о существовании протопротестантских течений в русском православии чуть ли не со времен Владимира Святого. Чаще всего протестанты называют духовными авторитетами для себя Сергия Радонежского, Филиппа Колычева, великую княгиню Елизавету и Александра Меня. В последние годы протестанты обращаются к систематическому изучению русской православной культуры. Например, в Санкт-Петербурге старший пресвитер Российского союза евангельских христиан-баптистов (РСЕХБ) Сергей Николаев недавно читал в своей общине курс лекций по истории православия и вызвал большой интерес у прихожан к православной духовности; активно распространяет знания о православии и баптистка Марина Сергеевна Каретникова (последняя преподает в различных христианских учебных заведениях города, а также в Русском христианском гуманитарном институте, активно участвует в проектах Ассоциации христианских церквей, читая выездные лекции в городах России).
Очень интересна применительно к нашей теме и ситуация в отечественном лютеранстве. В Евангелической лютеранской церкви в России (ЕЛЦ) сегодня все более влиятельным становится направление, представители которого наибольшее значение в жизни Церкви придают литургике, в то время как для пиетистов из более старых братских общин главное — это изучение Библии и проповедь. Эти «русские консерваторы» подчеркивают мистическое значение таинств, являются сторонниками богатого церковного убранства, некоторые из них в частных разговорах даже допускают возможность иконопочитания. Многие из них стремятся изменить церковь согласно своим представлениям. Они очень недовольны немецким обликом церкви (и в теологическом, и в культурном плане), считая его неуместным в России, и все активнее выступают против либерально настроенного германского руководства, которое, как сказал один из семинаристов Новосаратовки, «навязывает свои еретические идеи, искажает евангельский облик церкви».
Но еще более ярко «консервативная» линия прослеживается в нынешней Церкви Ингрии. Исповедание грехов и совершение таинств, мистика, а не проповедь являются там основой богослужения. Очень важен стиль литургии (сейчас возвращаются к полному, а не сокращенному варианту богослужения, который практиковался в конце XIX века). Богословие Церкви Ингрии не сконцентрировано на чтении и изучении только Библии и трактатов Лютера, но включает изучение трудов Отцов Церкви (как восточных, так и западных) и других религиозных сочинений.
Вообще можно отметить, что особенностью «инкультурации» лютеранства и методизма в современной России является связь русификации с усилением консервативных тенденций в теологии и в церковной жизни в целом. Все более заметным в идеологии многих российских лютеранских общин делается сознательное отторжение многих практик их собратьев из западных церквей-основателей, в основном — всяческих проявлений либерализма. Это касается, в частности, женского священства — из крупных церквей сегодня его признают в России только ЕЛЦ и Объединенная методистская церковь, но и в них есть устойчивая оппозиция этому нововведению. Если у лютеран оно упирается главным образом в мощную старинную традицию, то у методистов — скорее просто в особенности менталитета русских прихожан и пасторов.
Важно подчеркнуть, что стремление к «русскости» у современных российских протестантов не ограничивается исключительно сферой религиозной жизни, но активно прорывается и в сферу общественную. Так, в наши дни возникают образования внутри баптизма-евангелизма, которые ищут и находят свои духовные корни в истории и религиозной культуре России и стремятся включиться в общественно-политическую жизнь страны. Среди них — Евангельский христианский миссионерский союз (ЕХМС, президент — пастор Семен Бородин). Как это отражено в названии Союза, основной его задачей является миссия, цели и возможности которой понимаются довольно широко. Сами члены ЕХМС нередко называют себя «наследниками» идей И.С. Проханова.
Постепенно, хотя и очень медленно, складывается особое направление в российской исторической публицистике, которое мы могли бы назвать апологетикой русского протестантизма, и здесь опять преуспевают баптисты как одна из старейших протестантских конфессий в России. Одним из наиболее известных «апологетов» протестантизма как истинно русской религии является баптист Игорь Подберезский. «Протестантство, — пишет он, — никак не менее русское порождение, чем православие, пришедшее из Византии и внедрявшееся светской властью. В "сектанты", как называли первых протестантов России (да и сейчас нередко называют), шли лучшие народные силы, ибо протестантское вероучение отвечает запросам русской души, сколько бы это ни опровергали сторонники нашей исторической церкви. […] Русские люди, неудовлетворенные государственной религией и требовавшие возврата к евангельским принципам, покидали государственную церковь». Они-то и «составляли лучшую часть верующих нашей страны, именно в них, в предтечах русского протестантства и в самих протестантах, наиболее отчетливо проявилась и русская религиозность, да и сама русскость». Конкретно о баптизме автор пишет: «Баптизм всегда и везде есть отклик на запросы и требования той культуры и того народа, в котором он существует […] Российские баптисты — неотъемлемая и необходимая часть религиозного ландшафта России». Если Подберезский все же ставит ударение на протестантской «отделенности» от «серой массы», от конформистов, придерживающихся государственной религии, то существует и несколько другая позиция, акцентирующая внимание на неотрывности протестантов от всей русской культурной и религиозной традиции.
Подобное направление мысли довольно успешно развивает и лютеранство, которое имеет в России поистине многовековую историю. И хотя эта история принадлежит этническим меньшинствам, нынешние русские лютеране считают себя глубоко укорененными в российской традиции и культуре. Наследие, принадлежавшее российским немцам и финнам, они рассматривают как общероссийское, русское наследие. От некоторых русских лютеран можно услышать утверждения о «двух столпах русской духовной культуры — православии и лютеранстве». Важным событием для русских лютеран стало издание фондом «Лютеранское культурное наследие» книги Ольги Курило «Лютеране в России: XVI — XX вв.» — теперь роль лютеранства в истории России подтверждена ученым-специалистом.
Но в наибольшей степени и наиболее последовательно идеологию «русскости» в российский протестантизм привносит Ассоциация христианских церквей «Союз христиан» (АХЦ), объединяющая десятки протестантских (в основном пятидесятнических) общин по всей России.Лидеры АХЦ полагают, что протестантские церкви России страдаютот наличия слишком «короткой» истории и неразработанности своего богословия. Учитывая этот недостаток, лидеры АХЦ разработали соответствующую идеологию. АХЦ в своих прокламациях старается подчеркнуть свое русское происхождение, «национальный» характер всех своих идей и проектов. Она имеет свою концепцию истории российского государства, истории русской церкви и протестантизма в России, согласно которой корни евангельского движения на Руси уходят в глубокую древность. По мнению лидеров АХЦ, самобытный характер русского христианства и его независимость от византийской традиции прослеживаются со времен Ярослава Мудрого (ссылаясь на слова митрополита Иллариона: «Вера от Бога, а не от греков!»). Дух богоискательства, приведший к формированию современного русского протестантизма, присутствовал в русском народе изначально. Многочисленным его проявлениям способствовало раннее появление в России Библии на русском — то есть национальном — языке. Ростки же евангельской реформации появились в России гораздо раньше, чем в странах Запада, — в 1370-х годах, в движении новгородских стригольников. Подчеркивается, что стригольники принадлежали к низшему, но образованному духовенству. По мнению пасторов АХЦ, достаточно рано возникло на Руси и представление о деятельном христианине — в противовес монашескому аскетизму, развиваемому в РПЦ. Далее «реформаторскую» линию в русском христианстве представляли «просветители» XVI века — Матвей Башкин и Иван Федоров. После раскола 1666 года трансформируются формы евангельского христианства в России — происходит переход от массовой религиозности к индивидуальной вере. Множественность форм и объединений русского протестантизма начала естественно зарождаться именно тогда. Таким же естественным процессом было появление в ХХ веке крупных духовных союзов и ассоциаций русских протестантов, как, например, ВСЕХБ, чтобы при внешних различиях выделить в вере главное. Революция 1917 года воспринимается в идеологии АХЦ как относительно положительный факт, так как она «примирила» все существующие в России конфессии. Кроме того, эмиграция множества русских верующих за рубеж после 1917 года способствовала тому, что после 1985 года быстро укрепились связи между христианами России и Запада и у русских протестантов появились возможности для диалога. АХЦ осуществляет несколько всероссийских проектов по обучению протестантских пасторов (в том числе и с привлечением светской профессуры, часто православного вероисповедания) православному богословию, русской религиозной истории и культуре — например, в рамках Русского христианского гуманитарного института, одного из самых престижных гуманитарных вузов в Петербурге, расположенного на Фонтанке. На заочном обучении в РХГИ находятся пасторы самых различных церквей, входящих в АХЦ, — от методистов до харизматического «Виноградника», в скором времени они планируют получить дипломы профессиональных богословов. Среди их кураторов — православный священник отец Владимир Федоров, известный в Петербурге своими экуменическими контактами, и доктор исторических наук, профессор Роман Викторович Светлов, один из наиболее авторитетных ученых-антиковедов. Преподаватели отмечают особую успеваемость и перспективность «учеников» из АХЦ.
По мнению руководства АХЦ, этот проект поможет в будущем ускорить «инкультурацию» протестантизма в России, в том числе своим научным и публицистическим трудом. В самом деле, долгое время протестантские общины в России «питались» в основном привозной вероучительной литературой, сперва вообще на иностранных языках, доступных далеко не всем (отсюда и значительный процент среди современных лидеров церквей бывших учителей иностранных языков — нередко они стояли у истоков общин), затем появились сделанные на Западе, обычно неадаптированные и некачественные переводы. Потом переводы стали более профессиональными (выполняют их сегодня, например, издательство «Мирт» и Библейское общество). Однако практически от всех пасторов и сегодня мы услышим, что западные книги не удовлетворяют духовных потребностей российских верующих, описывают во многом чуждую им реальность. Ситуация меняется, но пока очень медленно: показательно содержание стеллажей с протестантскими изданиями в петербургском магазине «Слово» — основном «очаге» христианской книжности в этом городе: книг российских авторов там несколько процентов, они тонут в море переводных изданий.
В то же время есть ряд других практических успехов: с каждым годом в России увеличивается количество созданных протестантами, в основном харизматами, общественных организаций, коммерческих и некоммерческих партнерств, с такими названиями, как, например, «Христианский юридический центр», «Союз христиан-предпринимателей», «Объединение христианских фермерских хозяйств», «Центр изучения Библии», «Медицинское христианское общество» и тому подобными. Спектр деятельности этих организаций оказывается достаточно широк, церковная миссия в них сочетается с конкретной социальной, просветительской, коммерческой деятельностью, которая сама по себе вполне самодостаточна. Фактически это полусветские объединения, поэтому они зачастую легче, чем протестантские общины как таковые, находят контакт с внепротестантской частью российского общества. В особенности это касается протестантских просветительских центров, языковых курсов, лекций, библиотек, становящихся все более привлекательными для нецерковных людей. Такими учреждениями сегодня религиозная информация в основном предлагается, но не навязывается — можно прослушать любой курс или взять на дом литературу, не становясь членом церкви. Во многом с этим связан их рост; они помогают реализовать определенные интересы в области истории, искусств, права или языков даже тем, кто считает себя православным, но не находит аналогичных возможностей в близлежащих православных приходах.
Наконец, важнейшая сторона инкультурации российского протестантизма — это отказ от традиционной политической пассивности и все растущее включение в общественно-политическую борьбу. Причем в этом отношении между протестантскими деноминациями различия весьма значительные. Лютеране, с заложенным в их богословии жестким разделением церковного и политического, как и в других странах, сравнительно пассивны, то же самое можно сказать о баптистах, за многие десятилетия дискриминации и подавления выработавших позицию отчужденности от политической сферы.
С другой стороны, пятидесятники и методисты подают примерредкой дляРоссии политической активности. Особенно ярко политическая ориентированность русского протестантизма проявляется у пятидесятников. В оформлении помещений для богослужения часто используются российские флаги, и регулярные молитвы за победу демократии тоже не редкость. Активное участие (обычно на стороне «Яблока», иногда — СПС) в предвыборных кампаниях — норма жизни пятидесятнических общин.
Приведем только два ярких, хотя и нетипичных, примера непосредственного участия протестантов в выборах. В середине 1990-х годов церковь «Прославление» в Абакане во главе с пастором Русланом Белосевичем активно участвовала в политической жизни: она выдвигала своих кандидатов в городскую и Хакасскую республиканскую думы, а мэр города обращался к ним за поддержкой на выборах. В Ярославле пасторы «Нового поколения» пытаются привить своим членам патриотизм, основанный на необходимости строить в России демократическое правовое общество. Однако никто из служителей этой церкви не ищет обоснования своей позиции в истории России, потому что на прошлое, по мнению пасторов, лучше не смотреть: оно настолько мрачно, что многие эмигрируют из России. В «Новом поколении» убеждены, что страны, которые отбросили суеверия, связанные с напластованиями традиционных религий, пошли вперед и стали бурно развиваться. Пятидесятники осуждают традиционный российский патриотизм и считают, что он только вредит духовному пробуждению страны. Православные патриоты в России, по словам пятидесятников, отдают предпочтение идеалу юродивого, страдающего человека, многие «патриоты» иронизируют над собственной страной, выступают за авторитарный строй и изоляцию России от остального христианского мира. Такой «патриотизм» приводил Россию в прошлом к погромам и революциям.
Впрочем, активность в предвыборных кампаниях распространена не только среди пятидесятников. На думских выборах 1999 года, например, одна из самых больших в России методистских общин — екатеринбургская — нарвалась на серьезные неприятности с облизбиркомом, потому что формально вошла в предвыборный штаб «Яблока», чем нарушила избирательное законодательство.
Помимо выборов, протестанты все активнее используют для продвижения своих политических интересов правозащитные организации. Нередко можно слышать, что современным русским протестантам правозащитная деятельность отчасти заменяет политическую. Через Международную организацию религиозной свободы и ОБСЕ они провозглашают уже не только призывы соблюдать государственные законы и политкорректность в отношении религиозных меньшинств, но и свои проекты изменения современного российского законодательства, свои политические идеи. Фактически это непрямое политическое действие. В особенности в этом плане выделяется наиболее политически амбициозная АХЦ, президент которой Игорь Никитин приоритетным направлением своей деятельности в настоящее время сделал поездки в ОБСЕ и контакт с правозащитниками, в связи с чем даже отошел от непосредственной пастырской работы.
Если непосредственное участие протестантских общин в выборах все же является исключением, то призывы активно участвовать в выборах, поддерживать развитие демократии в России, защищать права человека — частые темы проповеди в большинстве протестантских общин. Протестанты бывают горячими патриотами, поборниками великой и процветающей России; среди них нетрудно, например, найти сторонников войны до полной победы в Чечне. Ряд общин три года назад близко к сердцу восприняли обсуждение нового гимна Российской Федерации. Были значительные голоса в пользу «родного» советского варианта: «Так ли страшно на самом деле сохранение музыки старого гимна, с учетом наложения на них нового текста? Ведь из истории христианства известно немало случаев, когда на руинах разрушенных языческих капищ воздвигались христианские храмы, в которых последующие поколения славили Единого Бога, даже не вспоминая о прошлом назначении этого места. Так, может быть, также поступить и с гимном?» — писал сотрудник «Радиоцеркви» в Новосибирске Валерий Мельников и предлагал вынести на обсуждение текст гимна, написанный сотрудницей той же «Радиоцеркви» Анной Пчелинцевой.
Патриотизм протестантов имеет свою специфику: представление о великой России для них — это автоматически представление о демократическом правовом государстве с неукоснительным соблюдением прав человека. Они часто не любят западную массовую культуру, тем не менее Россия для них — западная страна, пороки Запада — это общие для христианского мира пороки. Какой-то особый русский путь, с их точки зрения, нелепая фантазия.
В этом отношении интересны всевозможные социальные концепции, которые одна за другой принимаются российскими протестантскими церквами на уровне как местных, так и региональных и общероссийских структур. Своей социальной концепцией уже располагают христиане веры евангельской (Российский объединенный союз ХВЕ). Примечательно также, что одной из первых такую концепцию составила общероссийская организация Адвентистов седьмого дня, устроившая в апреле этого года конференцию для ее обсуждения в своей Заокской духовной академии в Тульской области. Адвентисты пожелали придать своему шагу максимальную огласку, поэтому на конференцию были приглашены представители разных христианских конфессий, существующих в России, а также светские ученые и журналисты. С учетом их замечаний в ближайшее время концепция будет доработана, и тогда российские адвентисты станут первой церковью АСД в мире, имеющей социальную концепцию.
Эти концепции — тоже символ «врастания» протестантизма в российскую культурную среду, ибо в подобных текстах нельзя не заметить скрытую полемику относительно специфически российских явлений, в частности общераспространенного мнения о том, что российскому менталитету свойственно презрение к собственности, деньгам, труду. «Бытует мнение, что конкуренция, присущая большинству современных экономических систем, приводит человека к самоизоляции и эгоцентризму. На наш взгляд, подобные выводы необоснованны, — пишется в «Социальной концепции» РОСХВЕ, — Опыт большинства стран со свободной рыночной экономикой показывает, что здравая конкуренция чаще всего побуждает людей к сотрудничеству […] Свобода предпринимательства и частная собственность не всегда способствуют эксплуатации. Богатство в гораздо большей степени является плодом творчества и инициативы людей, плодом их трудолюбия, чем результатом простого обладания естественными ресурсами или несправедливого использования других людей[…]» Авторы текста тем самым подспудно показывают, что русский человек не обязательно расточителен, бесхозяйственен, не умеет работать и может жить только в условиях грубой уравниловки.
Итак, протестантизм в России за последние 15 лет проделал принципиальную эволюцию: он обрусел во всех смыслах — собственно религиозном, культурном, идеологическом, социально-политическом. И год от года этот процесс все усиливается. Но чтобы полностью укорениться на русской почве, всего этого недостаточно. Не только протестантизм должен идти навстречу России, но и Россия — навстречу своим протестантам. На первый взгляд из Москвы этого встречного движения совсем не видно. Последние годы официальная идеология и политическая практика федеральной власти предполагают тесное взаимодействие с так называемыми «традиционными религиями» (этим термином власти назвали РПЦ, несколько исламских, два иудаистских и одно буддийское религиозное объединение), протестанты в их число не входят. Укрепляющееся год от года сотрудничество федеральной власти с религиозными организациями в области образования, социальной работы, культуры, в вооруженных силах и даже в дипломатической сфере ограничивается в основном РПЦ и в значительно меньшей степени распространяется на другие «традиционные религии».
Однако, если выехать за пределы московской кольцевой дороги, нетрудно обнаружить много свидетельств меняющегося положения протестантов в жизни России. Хотя бы их численность (а это около пяти тысяч только зарегистрированных общин, что по численности равно трети зарегистрированных православных общин и уже больше, чем мусульманских организаций — тех около 3,5 тысячи) заставляет считаться с протестантами.
Протестанты представлены в регионах России очень неравномерно. В центральной России их сравнительно немного, гораздо больше в Нижнем Поволжье, Урале и Западной Сибири; а во многих субъектах федерации Восточной Сибири и Дальнего Востока среди практикующих верующих больше протестантов, чем православных. В восточных районах страны региональные власти не только вынуждены считаться с политическим влиянием протестантов, но и очень часто сотрудничают с ними в социальной сфере. Активное сотрудничество протестантов с властями в деле решения проблем беженцев, стариков, детей из неблагополучных семей, больных и инвалидов не только становится заметным социальным явлением, но и служит повышению социального статуса, авторитета протестантов в обществе.
Общественное признание — важный этап на пути полноценного включения протестантов во все сферы национальной жизни. Однако энергичная социальная работа протестантов на востоке страны не может заменить работы идеологической, мировоззренческой. Молодые общины Урала, Сибири и Дальнего Востока не имеют достаточных интеллектуальных сил, чтобы выразить и доказать свою «русскую природу» и себе, и окружающему обществу. В этом отношении особую роль в современном движении за «русский протестантизм» играют общины Санкт-Петербурга. В отличие от других регионов России, вековое пребывание протестантов в этом городе не оспорить. Члены Реформатской церкви, без сомнения, появились здесь вскоре после основания города, а лютеранское присутствие фиксируется на невских берегах и прежде появления на карте Петербурга. Более развитая, по сравнению с другими регионами России, культура толерантности в отношении людей иной веры в этом городе способствует, во-первых, большей подготовленности общества к восприятию русского человека в качестве протестанта, а во-вторых, большей уверенности самих протестантских общин в своих обращениях к обществу. Именно в Петербурге зародилось большинство инициатив, связанных с инкультурацией протестантизма, и именно отсюда они распространяются по всей России.
В заключение можно сказать, что моноконфессиональные — будь то «католические», «протестантские» или «православные» — нации все более осознаются человечеством как миф. Рост протестантизма в России, равно как и его внутренняя эволюция, уже сделали неизбежным его признание второй основной религией русского народа в обозримом будущем. Процесс полноценного включения религиозных меньшинств в национальную жизнь — неизбежное явление для современного общества. В начале XX века к этому вплотную приблизились страрообрядцы, но годы правления коммунистов не только отбросили их от достижения этой цели, но и вообще сильно ослабили. Теперь второй по численности и реальному влиянию религией среди русских стал протестантизм. И именно он на наших глазах изменяет религиозное самосознание русского народа. Без сомнения, протестантизмом дело не ограничится, за ним со временем наступит очередь католицизма, того же старообрядчества, а затем, возможно, и каких-то нехристианских религий (скорее всего, это будет буддизм).
———————————————————————————
Сергей Борисович Филатов (р. 1951) — социолог религии, старший научный сотрудник Института востоковедения Российской академии наук. Соруководитель проекта «Энциклопедия современной религиозной жизни России». Более подробную библиографию см. на сайте www.nz-online.ru.
Анастасия Сергеевна Струкова (р. 1981) — социолог религии, аспирант Института философии РАН. Сотрудник проекта «Энциклопедия современной религиозной жизни России».
———————————————————————————
Неволин М. Патриоты ли протестанты? // Мирт. 2002. №3 (34). В Интернете: http://gazeta.mirt.ru/2002/03/04.html.
Подберезский И.В. Вера по Евангелию в России // Христианское слово. Иисус Христос- 2000. М., 2000. С. 51.
Там же.
Курило О.В. Лютеране в России: XVI-XX вв. М.: Фонд «Лютеранское наследие», 2002.
См. газету церкви «Новое поколение» «Екклесиаст». 1998. № 8.
Лункин Р. Пятидесятники в России: опасности и достижения «нового христианства» // Религия и общество. Очерки религиозной жизни современной России. М.; СПб., 2001. С. 334.
«Союз нерушимый / Cердец христианских / Сплотила навеки Спасителя Кровь. / Да здравствует церковь — / Свет миру, свет правды! / И знамя Иисуса над нею — любовь![…]» (в ноябре 2000 года был доступен по адресу: http://radiotserkov.ru/stihi.html).
Библиотека Гумер
http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/protestant/Article/Str_PrRoss.php
Книга Т.К. Никольской - первое масштабное исследование об истории русского протестантизма как самостоятельного и самобытного явления. На протяжении почти всей своей истории русские протестанты (евангельские христиане, баптисты, пятидесятники, адвентисты седьмого дня) оставались в России нежелательным и гонимым меньшинством, хотя формально и получили легализацию в 1905 г.
Претерпев все формы государственных гонений, дискриминацию, общественное неприятие, они не только отстояли право на законное существование, но и вынудили примириться с этим своих противников, став неотъемлемой частью религиозной и общественной жизни России. В работе использованы материалы 11 государственных и церковных архивов, правовые документы, воспоминания, публикации дореволюционной и советской периодической печати, религиозного самиздата.
Книга будет интересна как для специалистов по истории религии и религиозно-государственных отношений, религиоведов, так и для всех, кто интересуется историей христианства в России.
Татьяна Никольская - Русский протестантизм и государственная власть в 1905 - 1991 годах
СПб. : Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2009. - 356 с. [ 16 с] ил. - (Территории истории; Вып. 2).
ISBN 978-5-94380-081-8
Татьяна Никольская - Русский протестантизм и государственная власть в 1905 - 1991 годах - Содержание
Глава I. Развитие русского протестантизма после легализации (1905-1917 годы)
- Русский протестантизм на раннем этапе развития
- Легализация русского протестантизма
- Русский протестантизм в 1905-1914 годах
- Отношение общества к протестантам
- Русские протестанты в годы Первой мировой войны
- 1917 год в судьбах русских протестантов
Глава II Русские протестанты в 1918-1929 годах
- Советская религиозная политика в 1917-1922 годах
- Положение русских протестантов в первые годы советской власти
- Начало тотального наступления на религию
Глава III. Русские протестанты в 1929-1945 годах
- Борьба против религиозных организаций
- Репрессии
- Антирелигиозная пропаганда в 1930-е годы
- Русские протестанты в 1930-е годы
- Изменение курса религиозной политики в годы Великой Отечественной войны
- Совет по делам религиозных культов: его создание и функции
Глава IV. Русские протестанты в 1945-1960 годах
- Организация работы местных уполномоченных
- Создание протестантских объединений
- Внутренняя жизнь русских протестантов в 1940-1950-е годы
- Формирование субкультуры
Глава V. Антирелигиозная кампания конца 1950-начала 1960-х годов
- Активизация антирелигиозной пропаганды
- Борьба с религиозными организациями
- Борьба с тунеядством
- Уголовные преследования верующих
- Реакция общества
- Раскол церкви ЕХБ
- Итоги кампании
Глава VI. Корректировка религиозной политики
- После кампании
- Атеистическая пропаганда в 1960-1970-е годы
- Баптисты-инициативники во второй половине 1960-х годов
- Процесс легализации пятидесятников
- Последствия децентрализации церкви АСД
Глава VII. Русские протестанты на «закате социализма»
- Лояльные протестанты во второй половине 1960-х-1980-е годы
- Борьба с протестантским подпольем
- Движение пятидесятников за выезд из СССР
- Протестантский самиздат
- Продолжение процесса легализации
- Перестройка
Заключение
Список наиболее значимых литературных источников
Словарь терминов и понятий
Именной указатель
Указатель понятий, терминов и организаций
Указатель географических названий
Список сокращений
Татьяна Никольская - Русский протестантизм и государственная власть в 1905 - 1991 годах - Введение
Историческую базу данного исследования составил комплекс документов, среди которых законодательные акты, документы органов государственного управления, ВКП(б)-КПСС, конфессиональных структур, делопроизводственная документация, периодические издания (в том числе религиозный самиздат), дневники, переписка, письменные и устные воспоминания. Большинство этих материалов не опубликовано и хранится в фондах различных архивов: Архива регионального объединения евангельских и баптистских церквей Новгородской области (АРОЕБЦНО), Архива церкви евангельских христиан-баптистов Санкт-Петербурга (АЦЕХБ СПб), Архива УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, Государственного архива Костромской области (ГАКО),
Государственного архива Новгородской области (ГАНО), Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Государственного архива Тверской области (ΓΑΤΟ), Российского государственного исторического архива (РГИА), Центрального государственного
Архива историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб), Центрального государственного исторического архива Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб), Центра документации новейшей истории Костромской области (ЦДНИКО).
Важнейшими источниками по истории формирования политики государства в отношении русских протестантов, равно как и по истории проведения в жизнь этой политики, являются документы высших и центральных учреждений Российской империи и Советского государства, а также документы КПСС. Однако при подготовке монографии возникла проблема недоступности целого ряда документов, например оперативных и следственных материалов архивов ФСБ (за исключением некоторых следственных дел,
Касающихся известных деятелей русского протестантизма, осужденных в 1930- 1950-е гг.), секретных документов ЦК КПСС и правительства СССР, прямо или косвенно определявших советскую религиозную политику.
Многие документы этой категории, особенно периода 1960- 1980-х гг., остаются засекреченными до сих пор. Поэтому были использованы только доступные источники, что, к сожалению, делает невозможным освещение многих «белых пятен». Остается надеяться, что будущие исследователи окажутся в лучшем положении и смогут продолжить изучение религиозной политики советского государства на основе более широкого круга источников.
В изучении дореволюционного периода истории русского протестантизма важным источником являются дела Святейшего Синода (РГИА, ф. 796), Канцелярии обер-прокурора Святейшего Синода (РГИА, ф. 797), Главного управления по делам печати МВД(РГИА, ф. 776) и Департамента духовных дел иностранных исповеданий (РГИА, ф. 821).
Наверно, найдется мало сведущих в данном вопросе людей, которые не согласятся с тем фактом, что "русского протестантизма" как единой оформленной религиозной идеи и, тем более, структуры в России не существует. Протестантизм в России - это разнородная и зачастую негативно настроенная друг к другу масса верующих.
Наверно, найдется мало сведущих в данном вопросе людей, которые не согласятся с тем фактом, что "русского протестантизма" как единой оформленной религиозной идеи и, тем более, структуры в России не существует. Протестантизм в России - это разнородная и зачастую негативно настроенная друг к другу масса верующих, чьи христианские взгляды прямо или косвенно связаны с учениями и идеями отцов Реформации. Причем, в последнее время наметилась тенденция выделения российскими протестантами своей историчности пребывания в России и тем самым оправданности существования в ней. В первую очередь к поиску этих доказательств стремятся молодые протестантские конфессии, как, например, пятидесятники или некоторые квазипротестанские церкви.
Представители российского "младопротестантизма" обычно приводят исторические даты и вычисляют с какого времени у нас появился "русский протестантизм", когда он был занесен в страну и проч. Большинство из этих исторических данных действительно связаны с историческим протестантизмом, представители которого массово стали появляться в России во времена Петра Великого. Называют, например, дату 1576 г, когда в Москве была открыта первая протестантская часовня. Хотя речь в данном случае идет не просто о протестантской, а о лютеранской кирхе. Ее прихожане были, в действительности, первыми российскими протестантами. Само слово "протестант" по своему историческому происхождению имело отношение именно к последователям немецкого реформатора, доктора папской теологии, против этой теологии восставшего, профессора Мартина Лютера. Название "протестанты" впервые прозвучало на сейме немецкого народа в г. Шпейер в 1529 г, когда Императором Священной Римской империи Карлом V было отменено большинство гарантий веротерпимости, которые были обещаны им самим ранее последователям лютеровской Реформации.
При внимательном рассмотрении вопроса, очевидным начинает представляться то, что большинство современных российских протестантов никакого прямого отношения ни к Лютеру (ни к другим отцам протестантизма, таким как Кальвин, например), ни к их Реформации не имеют. Но в среде современных российских протестантов принято и приятно вести свою духовно-историческую родословную, "от самого Лютера" или "от самого Кальвина". При этом, с теологическими взглядами своих отцов основателей современные российские протестанты на самом деле мало знакомы. Одной из теологических идей большинства российских протестантов является уверенность в постоянно меняющейся и развивающейся теологии. Один из адвентистских теологов в разговоре со мной высказал следующую мысль: "Лютеру были открыты лишь самые основные истины Реформации. Бог просто "щадил" его веру, и Лютер не был вполне готов принять откровение о необходимости соблюдать также субботний день". По мысли моего собеседника Реформация продолжается, теология развивается, и церковь АСД подхватила знамя, однажды раскрытое Лютером, и вносит свой посильный вклад в развитие теологии Реформации. Высказанная идея весьма похожа на популярный в свое время лозунг "Революция продолжается!". Идея "эволюции теологии" есть ни что иное, как теологически интерпретированная модернистская идея механистического, эволюционного развития самого человечества, теологически оформленный дарвинизм, или материализм в теологическом контексте.
Двери российского государства "историческим протестантам" действительно открыл Великий князь Василий в двадцатые годы XVI века, развивавший связи с европейскими странами. Он приглашал в страну ремесленников, торговых людей и аптекарей. Это начинание продолжил затем Иоанн Грозный. Среди шведских и немецких купцов, лекарей, ремесленников было не мало лютеран. Им было разрешено свободно исповедовать свою протестантскую веру, чего, кстати, нельзя сказать о католиках. Так, на челобитную иезуита Антония Поссевина о строительстве в Москве католического храма Иван Грозный ответил: "Торговым людям в Московское государство приезжать и попам с ними их веры ездить, только им учения своего русским людям не плодить и костелов в государстве Московском не ставить". К лютеранам царь относился благосклоннее. Лютеране-протестанты не обнаруживали стремления к занятиям политикой, а, кроме того, в лютеранах власть видела естественного союзника Православной Церкви в борьбе с "латинской ересью". Пленные немцы, расселенные по разным российским городам после Ливонской войны, получили от царя право свободного исповедания своей веры. В Москве немцы поселились в знаменитой слободе Кукуй, где у них был не только свой пастор, но и собственная кирха.
Самым благоприятным для российских протестантов было царствование Бориса Годунова. Теперь уже не на слободской окраине, а в самом центре Москвы, в Белом городе, на деньги царя была построена церковь, куда специально приглашались проповедники из Германии. С правлением Петра I историки связывают наплыв в Россию иностранцев и европейских идей. К концу XVII века в стране насчитывается около 30 тысяч протестантов-лютеран (а также реформатов). В конце XVIII века только в одном Петербурге насчитывалось более 20 тысяч протестантов. В 1832 году Лютеранская Церковь в России получила официальное признание государства. Спустя семьдесят лет (по данным статистики за 1904 г.) Евангелическо-Лютеранская Церковь Российской Империи имела 287 храмов и окормляла более миллиона человек. При Екатерине II число лютеран существенно увеличилось, так как императрица привлекла немецких крестьян для освоения Поволжья, отвоеванного у Турции. "Всем иностранцам дозволяем в империю Нашу въезжать и селиться, где кто пожелает, во всех наших губерниях".
Система лютеровских политико-правовых воззрений, пронизанная идеями усиления роли светской власти, её независимости от папства как космополитического института, не могла не найти отклик в настроениях российских властей, всерьез обеспокоенных возрастающим влиянием Рима. Идея, кроме того, "работала" на утверждение регионального княжеского абсолютизма. Мысли о правителе как высшем руководителе национальной церкви, о духовенстве как особом сословии, призванном служить государству, освящение светской власти религиозным авторитетом - всё это способствовало укреплению идей крепкой государственности в Германии и не могло не интересовать её восточного соседа.
Сегодня в современной России к "историческим протестантам" себя относят помимо лютеран, строго придерживающихся взглядов лютеровской Реформации, также баптисты и пятидесятники. Бурно развивающееся в России сектантское движение после революции и царского манифеста 1905 года породило множество общин, идентифицирующих себя с протестантским направлением христианства, которые провоцировали рождение новых баптистско-пятидесятнических теологических школ и направлений. Идея теологической исключительности и убежденность в необходимости "нового крещения Руси" стала доминантной в новой среде "исторических протестантов".
Возникновение "баптистского протестантизма" обычно связывают с именами В.Г. Павлова, В.А. Пашкова и И.С. Проханова. Пашков основал в 1876 году "Общество поощрения духовно-нравственного чтения", отделения которого фактически являлись первыми баптистскими общинами. В 1921 году пятидесятнические идеи "въехали" в Россию из США через Болгарию вместе с вернувшимся эмигрантом И. В. Воронаевым и стали распространяться в баптистских общинах. Принявшие "пятидесятническую весть" баптисты и образовали первые российские пятидесятнические общины.
Одной из главных идей баптистско-пятидесятнической теологии является постулат непременно и постоянно "развивающейся теологии". При этом, теология эволюционирует посредством эмпирического опыта верующего, отталкивающегося в своих исканиях от Библейского текста. Нужно признать, что в этом есть сильная, с точки зрения построения эффективной миссионерской структуры, сторона, так как она порождает крайний энтузиазм, если не сказать фанатичность. Но есть и слабая сторона: эта идея не выдерживает критики с точки зрения классического библейского учения. Уже первые пятидесятники испытывали кризис своей веры, будучи не в состоянии примирить один из главных постулатов протестантизма Solo Scriptura и авторитет собственного опыта, который, по их мнению, также "инспирирован Святым Духом". Проблема "все еще пишущейся Библии" - реальная и острая проблема современного пятидесятничества. Она не декларируется и не объявляется публично, но существует и оказывает влияние на религиозную практику. Декларируемый "библеизм" вступает в противоречие с "послебиблейской империей". Учение Библии, в призме "полноевангельской доктрины" (одна из теологических идей пятидесятников) плюс "откровения нашего пастора" составляют основание "истины" многих пятидесятнических общин. Авторитетное цитирование "Божиих генералов" (особо просвещенных от Бога духовных лидеров пятидесятнического движения), наравне с библейскими текстами - общепризнанная практика в среде пятидесятников.
По мнению пятидесятников, примеры веры "генералов" ничуть не менее важны, чем примеры Авраама, Иакова, Давида, Моисея и даже Иисуса. "Весть духовных опытов" пятидесятнических лидеров оказывается столь же авторитетной и требующей ее исполнения, как и реальное Слово Божие, коим является лишь Библия.
История харизматического движения есть "история опытов" и попыток подражания этим опытам приверженцам "полного Евангелия". Отсюда бесконечное деление и почкование "новых церквей" и направлений, которые "эволюционируют" в своем духовном опыте, следуя к новым вершинам теологической мысли и духовного опыта. Религиозный пятидесятнический опыт в узком понимании именуется "крещением Святым Духом" или опытом пятидесятницы, и одним из его проявлений является глоссолалия - говорение на незнакомых языках, в ходе которого осенивший верующего Дух побуждает его произносить слова и издавать звуки, явно не относящиеся к какому-либо из известных языков. Практика говорения на языках имеет подчас больше авторитета, чем само Писание. Здесь мы не беремся анализировать и комментировать сильные эмоциональные реакции, которые сопровождают "говорения".
Протестантский "взрыв" начала 90-х годов в России в своей массе был баптистско-пятидесятническим. При этом доминировали именно пятидесятнические взгляды "нового крещения Руси". В это время происходит сильное влияния на отечественных пятидесятников в первую очередь, а затем и на баптистское братство, "новых теологий" из-за рубежа. "Теология преуспевания", "теология исцеления", "теология власти" являлись ни чем иным, как американскими, шведскими и корейскими моделями идей харизматических лидеров (Бени Хин, Ульф Экман, Джон Аванзини, Кеннте Хейгин, Кен Копланд, Пол Йонги Чё, Алексей Ледяев), предложенные для России как сценарии развития ее христианства.
Конечно, можно воспринимать эту ситуацию как стихийное движение российских "инаковерующих" за духовное обновление и возрождение России. Так в девятнадцатом веке в Финляндии, внутри финской лютеранской церкви начало свою историю движение лестодианцев, оказавшее мощное влияние на церковную практику, распространяя в финском обществе идеи трезвой жизни, личного благочестия и ответственности за судьбы народной церкви. Однако, движение не раскололо церковь, но обозначило себя составной частью и церкви и общества. Большинство же сегодняшних "протестантских" идей обновления России призывает перечеркнуть более чем тысячелетний опыт российского христианства, объявляя его ошибочным и тупиковым путем. В основной среде сегодняшнего российского протестантизма безраздельно присутствует именно эта доминанта. В действительности же исторический протестантизм, бывший в дореволюционной России второй неофициальной официальной церковью, испытывает проблемы другого рода.
С начала 90-х годов с возрождением национально-культурных движений и ростом религиозного самосознания этнических меньшинств, в среде российских немцев, финнов и прибалтийских этносов стала возрождаться лютеранская церковь. Эйфория от грандиозных планов правительства Г. Коля помочь российским немцам в возрождении немецких поселений в Поволжье и на Алтае и в церковном строительстве выразилась в приезде в Россию большого количества священников немецкой Евангелическо-Лютеранской Церкви. Началось бурное восстановление общин, строительство новых и реставрация старых лютеранских храмов. Похожий процесс происходил и в финской этнокультурной среде. В начале 90-х этот процесс (см. книгу А. Щипкова "Во что верит Россия") был отчетливо заметен в Карелии и Ленинградской области. Однако затем произошел некий курьез. По выражению епископа Евангелическо-Лютеранской Церкви европейской части России (немецкая лютеранская церковь в России) Зигфрида Шпрингера, "немецкие пасторы в Германии упаковали свои чемоданы и устремились в Россию, чтобы духовно окормлять российских немцев, а российские немцы собрали свои чемоданы и устремились на свою историческую родину за лучшей жизнью". Похожий процесс произошел и с финнами.В течение десяти лет лицо лютеранского прихожанина этнически поменялось и приобрело ярко выраженные русские черты. Идеи исторического конфессионального лютеранства с его концепцией государственной, патриотичной церкви, при этом держащейся традиций двухтысячелетнего христианства, имеющей литургическую практику и проповедь живого Слова Божия, стали находить свой отклик в сердцах русской интеллигенции, в большинстве своем, к сожалению утерявшей свои исторические корни с Русским Православием. Лютеранская церковь в России стала все более и более соответствовать своему званию, закрепившемуся за ней, по определению одного из российских мыслителей: "Церковь думающего меньшинства Российской Империи". При этом, именно эта церковь последовательно все годы возрождения высказывала свои позиции не конкуренции, но консолидации с Русской Православной Церковью. России сегодня нужен патриотичный протестантизм, думающий о России и о спасении душ ее подданных, поддерживающий государство и его политику, имея своей миссией способствование духовному возрождению народа. Не конкуренция, а добровольное и тесное взаимодействие с доминирующей церковью на правах меньшинства, признающего действительное духовное лидерство нациообразующей конфессии. Прозелитизм (в смысле переманивания духовно заблудших прихожан в свои конфессии) по отношению к РПЦ недопустим и может вызывать лишь сомнение в истинных целях миссионера.
Русские протестанты должны отложить в сторону спесь своего мнимого "духовного превосходства" (в виду особых откровений и особых духовных практик), которая есть ни что иное как гордыня, а понять одну важную Евангельскую истину, которую они любят цитировать и которая в устах Спасителя гласит "где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них". А святой апостол Павел во 2-м соборном послании к коринфской общине пишет: "Кто уверен в себе, что он Христов, тот сам по себе суди, что, как он Христов, так и мы Христовы".